[babymomma]

Молчите сколько угодно, а я все равно выложу:Р

Название: Близость.
Тип: гет, слеш
Жанр: ангст
Предупреждения: мат
Рейтинг: hard R/NC17
Размер: макси
Статус: ЗАКОНЧЕН
Краткое содержание. Может показаться, что карьерные неудачи голливудского актера и продюсера Мориса Лурье – следствие его запутанной частной жизни: он живет одновременно с молоденькой певичкой Мэрион и своим ассистентом Филиппом, постоянно впутывается в сомнительные связи и чрезмерно увлекается обезболивающими препаратами. Однако его психоаналитик доктор Купер, с которой он работает над последствиями давней личной травмы, уверена: проблема в том, что Морис просто не умеет доверять никому, и прежде всего — самому себе...
От автора: спасибо дорогой  banaantje за то, что вдохновляла, помогала с кастингом, комментировала каждый чих и трепетно держала за руку. Без нее бы ничего не написалось.

БЛИЗОСТЬ

Глава 1. Джеральдин

Глава 1. Джеральдин

1
– Большинство людей не любит секс, – сказал Морис. – Порой мне кажется, что все эти волнение и трепет, когда кто-то прикасается — лишь паника от того, что нарушают ваши личные границы. Вдумайтесь, доктор Купер: часть чужого тела проникает в ваше – или наоборот. В любом случае, это пугает, разве нет?
Доктор Купер наклонила голову, словно размышляя над его вопросом, и украдкой посмотрела на часы. Времени до конца сессии оставалось всего ничего. Значит, пора закругляться. Однако задать еще один-два вопроса она успевала.
– Вас пугает близость, Морис?
Он бросил на нее удивленный взгляд. Глаза у него, с неудовольствием отметила Купер, были очень красивые — большие, темные, в пушистых ресницах. Самые подходящие для кинопродюсера, которому все время приходится просить деньги. Ведь как можно отказать человеку, у которого во взгляде — вся скорбь еврейского народа?
– Почему вы так решили, доктор? – спросил Морис, устаивая свои длинные ноги поудобней. Это была их пятая встреча, а он по-прежнему постоянно отвечал вопросом на вопрос, хотя Купер тысячу раз просила его так не делать. Это не допрос, нет, уточняла она, просто если они предаваться диалектике вместо того, чтобы работать, результатов не будет. В этот раз доктор держала паузу, пока до него не дошло. – Ох, опять я это делаю, да? Простите. Нет, я не интимофоб. На самом деле, у меня в жизни больше близких отношений, чем у большинства других людей... Я не хвастаюсь, нет, просто это факт. Мне нравится близость — эмоциональная и сексуальная. Мне нравится проникать в чужое личное пространство. Это очень волнующе, это так интимно...
Часы на столике перед доктором Купер тихонько пискнули, возвещая об окончании сессии, и Морис тут же замолчал, словно необходимость продолжать тут же отпала.
– К сожалению, время вышло, – сказала Купер. – Увидимся на следующей неделе.
– Спасибо, доктор, – он тут же поднялся с кушетки, на которой просидел последний час, одним легким движением – так, словно только и ждал, когда придет время уходить. Другие ее клиенты старались задержаться хотя бы ненадолго, хоть на несколько секунд – чтобы закончить фразу, задать еще один вопрос, обменяться взглядом, намекающим на то, что они только что разделили какую-то личную тайну, из тех, которые человек хранил годами и вот наконец высказал вслух. Им хотелось увидеть реакцию. Морису же, похоже, было совершенно все равно, что она думает и что ему скажет. Звонок как будто переключил его в другой режим — и вот уже он был готов снова вернуться к делам, прерванным их беседой. – До встречи и хороших выходных.
Когда дверь за ним закрылась, доктор Купер вернулась к пометкам, которые делала по ходу разговора с Морисом. Перечитав, вздохнула, сняла очки и устало потерла глаза. Несмотря на то, что Морис Лурье (32 года, профессии — продюсер и актер) легко отвечал на все вопросы, охотно подхватывая любую предложенную доктором тему, за пять встреч прогресс был нулевой. С этим человеком ей предстояла долгая, долгая работа.

2
– Значит, это будет экранизация биографии Фреда Астера? – Джеральдин, учительница танцев, с любопытством оглядела нового ученика. Был он долговязым, сутулым и явно не понимал, что делать с руками. И это ходячее недоразумение будет играть лучшего танцора в истории? Работа явно предстояла немалая, однако Джеральдин Дюке была не из тех, кто сдается. Ведь если медведя в цирке можно научить танцевать, любила она повторять, то уж человека и подавно. Конечно, Джеральдин повторяла это только про себя – ее богатые и знаменитые клиенты все как один были эгоманьяками, и услышать такое о себе им было бы крайне неприятно. Мягко говоря. Самое меньшее, чего можно было бы ожидать в ответ — это отказа с ней работать. Ведь в Голливуде как? Если кто-то влиятельный пускает слух, что вот с этим-де не стоит иметь никаких дел, опальный страдалец вскоре не может найти работы нигде ближе Канады.
Кстати, Морис Лурье, ее новый ученик, кажется, как раз из Канады. Снова обратив на него взгляд, Джеральдин дежурно улыбнулась.
– Что ж приступим, – бордо сказала она. В своих свободных танцевальных штанах, зеленой футболке с иероглифами и начищенных до блеска нарядных черных ботинках Морис выглядел просто клоуном. Впрочем, его это, похоже, совершенно не смущало.
– Да, мэм, – послушно ответил он, бросив на нее быстрый оценивающий взгляд из-под пушистых ресниц. Легкая улыбка, приподнявшая уголки его пухлых губ, показалась Джеральдин насмешливой.
– Вы танцуете? – поинтересовалась она, кладя одну руку к нему на плечо и протягивая другую. Морис шагнул ближе и распрямил спину, тотчас же как будто став выше ростом.
– В детстве занимался балетом, – ответил он, крепко сжав пальцы Джеральдин и положив вторую руку к ней на талию. Ладонь у него оказалась большой и горячей.
– Только балет? – уточнила она. – Ни бальных танцев, ни современных?
– Никак нет, – последовал короткий ответ. И снова ей показалось, что он над ней насмехается.
– Чечетка, кариока, вальс? – надежда Джеральдин все еще не угасла.
Морис слегка склонил голову, глядя на нее сверху вниз. От пронзительного взгляда его темных глаз в животе у нее что-то дрогнуло.
– Вальс, – выбрал он наконец, и она кивнула аккомпаниатору. – А что такое кариока?
Послышались первые аккорды, и Джеральдин посмотрела на ученика со значением: мол, приготовьтесь.
– Это такой бразильский танец, разновидность румбы, – объяснила она. – Знаете, Фред Астер...
На этом Джеральдин потеряла мысль, потому что партнер, на которого она уже не возлагала никаких надежд, вдруг повел ее в танце так легко, словно только этим всю жизнь и занимался. Его тело моментально стало другим: пластичным и чутким, отзывающимся на любое движение Джеральдин. Его руки держали крепко, ноги двигались четко и уверенно, даже посадка головы, кажется, изменилась. Теперь Морис ничем не напоминал смешного клоуна, он был танцором, партнером, соперником, прекрасно знавшим, как заставить тело – и свое, и чужое – двигаться в идеальном ритме. Должно быть, неслучайно его выбрали на роль Фреда Астера.
– Спину держите ровнее, – посоветовала Джеральдин только для того, чтобы что-то сказать, положила ему руку между лопаток и слегка надавила. Не сбиваясь с ритма, Морис вытянулся по струнке. Теперь при каждом его движении Джеральдин ощущала, как под ее пальцами перекатываются тугие мышцы. Как обманчиво порой первое впечатление: ведь сначала он показался ее просто тощим неуклюжим парнем. Удовольствие, которое она получала от танцев с хорошими партнерами, было почти сексуальным. Не зря говорят, что лишь положение в пространстве отделяет танец от секса. Хорошие танцоры ведь не те, кто правильно переставляет ноги. Настоящий танец — во взглядах и улыбке, которые делишь на двоих, в способности замедлить или ускорить темп, увеличить или сократить дистанцию в зависимости от молчаливого пожелания партнера и с его полного одобрения. По всем этим пунктам новый ученик получил от Джеральдин самый высокий балл.
Но стоило музыке смолкнуть, как магия тотчас же исчезла. Едва Морис убрал руку с талии своей учительницы, он снова превратился в нескладного парня с застенчивой улыбкой и длинными руками, которые непонятно куда девать.
– Ух ты, – тем не менее сказала Джеральдин, все еще видевшая в нем прежнего Мориса — Мориса-танцора, партнера и соперника, – это было... нечто. А говорили, что только балет!
Ученик слегка виновато пожал плечами, точно извиняясь.
– У меня хорошая память тела, – признался он.
В течение двух следующих часов выяснилось, что этот врун знаком с самбой, румбой, фокстротом, джайвом и танго. И что у него есть с собой запасная обувь — для чечетки. Джеральдин гоняла его по полной программе, пока зеленая футболка Мориса не потемнела от пота, – ставила к станку, заставляла повторять танцевальные фрагменты и импровизировать. В ответ — никаких жалоб, ни тени недовольства. Чем строже она становилась, тем сильнее он выкладывался. Это был знак — знак большого артиста, склонного к неизменному перфекционизму. Чем дольше они занимались, тем яснее становилось Джеральдин: за восемь месяцев репетиций она сделает из этого парня второго Фреда Астера. Возможно, однажды ей даже дадут «Оскар» за хореографию.
Наконец время вышло. Глядя, как Морис собирает вещи, готовясь отправляться в раздевалку и душ, Джеральдин ощущала, как возбуждение иголочками покалывает ее изнутри. Сейчас ей было странно, что поначалу она нашла Мориса смешным и непривлекательным. В том, как он двигался, улыбался, наклонял голову, прислушиваясь к ее инструкциям, было что-то невыносимо притягательное, что-то такое, что помимо воли притягивало взгляд. У Джеральдин не было никаких принципов относительно отношений с учениками, однако первый шаг она не делала никогда, ожидая этого со стороны мужчин. Ждать обычно приходилось недолго: Джеральдин была очень хороша собой — стройная, с гривой вьющихся рыжих волос и сильными балетными ногами. На этот раз, думалось ей, на сближение тоже не понадобится много времени.
Она не так уж много знала о Морисе Лурье. Пять лет назад он снялся в очень успешном фильме о жизни сицилийской мафии. Хотя его роль была второплановой, именно Мориса критика хвалила больше других. Кажется, ему даже досталось несколько наград за актерскую игру — ничего особенно серьезного, никаких «Оскров» и «Глобусов» – однако этого было достаточно, чтобы начать строить успешную карьеру. Вместо этого Морис неожиданно уехал в Лондон — играть в театре, через год вернулся, сыграл в эпизодах нескольких артхаусных фильмов и создал свою продюсерскую компанию. Все это было в статье на сайте Википедии, куда Джеральдин заглянула перед уроком. Кроме списка фильмов там нашлась лишь информация о том, что Морис родился в Монреале, Канада, родной язык у него французский, его родители мертвы, братьев и сестер нет. Про личную жизнь его тоже ничего не было известно точно, хотя слухи ходили самые противоречивые. На JustJared нашлись его фото вместе с латиноамериканской певичкой Марион Вега, — они завтракали в кафе, то и дело склоняясь друг к другу, точно голубки, – а известный скандалист Перес Хилтон уверял, будто Морис — по меньше мере би. Мол, он сам видел Мориса в туалете одного клуба в крайне недвусмысленной ситуации с его личным помощником Филиппом Стенли.
Джеральдин, привыкшая доверять своим инстинктам больше, чем желтой прессе, пока не составила своего мнения на этот счет. В Голливуде то и другое могло быть правдой.
Она все еще размышляла об этом, когда столкнулась с уже принявшим душ и переодевшимся Морисом на выходе из зала. По всей видимости, он решил еще раз попрощаться с ней перед тем, как уйти. Хороший знак.
– Отлично, вы еще здесь, – сказал Морис. – Джеральдин, у меня вопрос...
Телефон в его руке, который Джеральдин строго-настрого наказала выключить на время занятия, пискнул, извещая о приеме сообщения, и Морис быстро посмотрел на экран. – Простите! – улыбнувшись, он моментально напечатал ответ и снова посмотрел на нее. – Где мы?... Ах, да... Я тут подумал... – На этот раз телефон зазвонил, снова прервав его мысль. Морис недовольно поморщился, но потом посмотрел на экран и бросил на Джеральдин виноватый взгляд. – Простите, это моя девушка, я должен ответить... Только никуда не уходите, ладно? – на этом он отвернулся и, тотчас же забыв о Джеральдин, нажал на кнопку телефона. – Привет, милая... Да, Фил написал... В восемь? Ну что ты, очень удобно... Только мы трое? Отлично. Очень романтично. Нет, не опоздаю... И я тебя целую... Люблю вас обоих. До вечера, пока-пока.
Пока Джеральдин переваривала подслушанное (а точнее, услышанное — Морис даже не пытался отойти подальше или понизить голос), он закончил разговор, убрал телефон и выдохнул, словно готовясь нырнуть.
– Джеральдин, – начал он и сделал паузу, ожидая ее реакции.
– Морис, – ответила ему ему в тон и тоже замолчала.
Он улыбнулся, не сводя с нее своих невозможных глаз.
– Я только хотел узнать, какие у вас планы на прямо сейчас?
...Через полчаса Джеральдин знала: JustJared «сделали» Переса Хилтона со счетом 1:0.

Примечания к главе 1:
Фред Астер – актер кино и танцевальная легенда. Рудольф Нуриев и Джордж Баланчин, сами мегазвезды танца, считали его лучшим танцором в XX века.
Кариока — танец, разновидность румбы. Посмотреть, как Фред Астер и Джинджер Роджерс танцуют ее в фильме Flying Down to Rio, можно, например, здесь
Самба, румба, фокстрот, джайв и танго – бальные танцы. Можно, я не буду расписывать, чем они отличаются?
JustJared – сайт JustJared.com, сайт светских сплетен и снимков папарацци. Знаменит быстротой реагирования — многие скандальные звездные снимки в первый раз появились именно там.
Перес Хилтон (не путать с Пэрис Хилтон!) – сплетник и скандалист, автор очень посещаемого блога о звездах perezhilton.com

Глава 2. Мэрион

Глава 2. Мэрион.

1
– Вы счастливы, Морис? – доктор Купер посмотрела на своего пациента через очки. Он ответил ей тем же: глаза у него были красные и усталые – на такие контактные линзы не надеть. В очках ее пациент был похож на школьного учителя — они придавали его узкому грубоватому лицу некоторое благообразие, делали строже и при этом как будто мягче, не таким таким безупречно-глянцевым. Очень странный эффект.
– А вы? – серьезно спросил он. – Вы счастливы?
– Мы говорим не обо мне, – напомнила доктор Купер. Она дала себе обещание больше не реагировать на его привычку отвечать вопросом на вопрос. Этот человек нуждался в ее помощи — а значит, не дело было сердиться из-за того, что он выводит ее из равновесия. Возможно, это способ защиты — Морис скрытный, слишком закрытый для публичной персоны, и говорить о себе по-настоящему личные вещи для него должно быть мучительно.
– Я не думаю, что счастье — это постоянная категория, – ответил он ровно. – В какие-то моменты все чувствуют себя счастливее, чем в другие.
– И как вы сейчас себя чувствуете? – поинтересовалась доктор Купер. Разумеется, она была несогласна с ним. Это радость — переменная, поскольку относится к области эмоций. А вот счастливым ли себя человек ощущает по жизни, или нет, зависит от многих факторов. Однако не время было его поучать.
– Сейчас? – Морис помолчал, прислушиваясь к себе. Потом неопределенно пожал плечами. – Сейчас – обычно. У меня был долгий день, и я устал, но в студии мы сегодня многого добились, и это хорошо. А после того, как мы с вами закончим, я встречусь с Мэрион, и это тоже хорошо... Счастлив ли я? Пожалуй. Хотя скорее доволен, спокоен и уверен в завтрашнем дне.
– Вы говорите о Мэрион Вега?
– Да.
– Вы можете рассказать мне о ней? Какие у вас отношения?
– Очень теплые.
– Вы с ней близки?
– Сейчас уже не так, как раньше. Но да, мы близки.
– Вы могли бы описать ее одним словом, Морис?
Он мечтательно посмотрел куда-то сквозь нее и улыбнулся. За шесть встреч это был первый случай, подумала доктор Купер, когда он выглядит по-настоящему расслабленным, говоря с ней. Похоже, эта Мэрион и правда что-то для него значит. Это был прогресс.
– Если одним словом, то это будет «забота», – сказал Морис мягко. –
Для нее очень важно, чтобы все вокруг нее были счастливы. Рядом с ней... тепло на душе. И это не поза, доктор Купер, не попытка подстроиться под окружающих. Мэрион – она такая и есть.

2
У Мэрион Вега все было просто: солнце встает на востоке, небо — синее, люди — хорошие. В основном. В любом можно было найти что-то интересное, или полезное, или хотя бы забавное. А двух неприятных людей – свести и таким образом нейтрализовать. Пускай изливают свой негатив друг на друга.
Если и существовал в этом мире кто-то, кто делал даже самую скучную жизнь радостней и лучше, но это, несомненно, была Мэрион. Казалась, она ни секунды не стоит на одном месте — спешит на помощь всем, кто в этой помощи нуждается, а оставшееся время спасает мир и борется за справедливость. Это, впрочем, не имело отношения в публичным акциям в защиту каких-то там дельфинов не пойми в каком море. Мэрион помогала хосписам для умирающих онкобольных, приютам для бездомных животных и даже цветам, которые ее друзья забывали полить, и никому (даже цветам!) ни разу даже в голову не пришло, что принять от нее помощь — это что-то неправильное, неудобное, унизительное.
Мэрион улыбалась — и все вокруг становилось как будто чуточку менее безнадежным. Она начинала петь — а Мэрион, как уже говорилось, была певицей, причем замечательной – и даже последние скряги вдруг превращались в щедрых благотворителей и лезли в карманы за чековыми книжками.
Морис сказал, что она любого готова окружить заботой, и был прав. Если бы его спросили еще, он бы добавил, что Мэрион очень чуткая и сердце у нее золотое. И что она умеет делать фантастический минет.
Они встретились на благотворительном вечере в поддержку жертв домашнего насилия: Мориса пригласили ведущим, а Мэрион — спеть. После окончания торжественной части они столкнулись за кулисами. Морис похвалил ее голос, а она сказала, что у него очень красивые глаза. Они немного выпили за знакомство, потом еще немного, а после вдруг оказались, что Морис целуется с Мэрион в маленьком рабочем помещении, где вокруг теснились ведра и швабры и пахло моющими средствами. Они продолжили в лимузине, а закончили у него дома – деликатный Фил, едва услышав, что его мужчина вернулся не один, потихоньку оделся, вышел через черный ход и отправился к себе домой. То, что Морис даже не потрудился его предупредить, было делом совершенно обычным, а потому Фила нисколько не удивляло. Задевало ли — другой вопрос, но мы его сейчас обсуждать не будем.
Проснувшись наутро, Морис обнаружил, что у него сел голос, а мышцы во всем теле превратились в желе. Похмелье было чудовищным, и он, опираясь о стены, чтобы не рухнуть прямо в коридоре, побрел на кухню на водопой.
Там его встретила сияющая радостной улыбкой и свежая словно майская роза Мэрион, которая как раз бодро вытряхивала из его холодильника в помойное ведро все, что сочла неподходящим.
– Как можно так небрежно к себе относиться, Морис? – спросила она его вместо приветствия. – У тебя же тут полуфабрикаты!
– Это не полуфабрикаты, – возразил Морис. – Фил все покупает в приличных местах, так что...
– Фил – это твой парень? – перебила Мэрион, обнаруживая неожиданное знакомство с некоторыми довольно личными фактами его биографии. Или Морис ей сам вчера разболтал? Остаток ночи словно растворился в тумане. Мэрион между тем недовольно покачала головой и сунула ему под нос какую-то остро пахнущую фигню. – Видишь? Видишь эти буквы “Е”? – возмущенно спросила она. – Содержит консерванты! Это нельзя есть!
Желудок у Мориса моментально скрутило в тугой узел, и он попытался вздохнуть, надеясь, что его не вывернет прямо тут.
– Что-то ты бледный, – сочувственно заметила Мэрион и, не задавая больше вопросов, сунула в руку кружку с горячим кофе. – Лучше присядь.
У Мориса было полное ощущение, что это он пришел в гости к Мэрион, а не наоборот. И, что самое поразительное, его это не злило, а скорее забавляло.
– У тебя есть алка-зельцер? – поинтересовалась она, усаживаясь напротив. – Или хотя бы аспирин?
Морис поставил локоть на стол и положил на руку гудящую голову.
– Где-то был, – сказал он задумчиво, не переставая откровенно разглядывать Мэрион. Она была такой славной и мягкой даже на вид — сплошные округлости и окружности. Широко раскрытые карие глаза, пухлые губы, темные волнистые волосы... И на ней, разумеется, была его рубашка: все на свете девушки знают, как трогательно выглядят в одежде мужчины, с которым переспали накануне. Выгнать девушку в своей рубашке может только последний садист.
Без тени смущения пошарив в ящиках и шкафах (подол при этом, конечно, тут же задрался, открыв чудесную круглую задницу), Мэрион разыскала таблетки, налила Морису воды и строго проследила, чтобы он проглотил первое и запил вторым.
Затем она проводила Мориса в постель, сделала массаж и неторопливо, со вкусом отсосала, стараясь не трясти его при этом слишком сильно. А когда Морис снова заснул, позвонила Филу с целью сдать дежурство и ушла, аккуратно прикрыв дверь. На остаток дня у нее еще были планы по спасению мира.
Чудесная, чудесная девушка! Морис перезвонил ей, как только пришел в себя.

3
Ровно через месяц, две недели, три дня, двадцать два часа, семнадцать минут и шесть секунд одетые по-спортивному Морис и Фил бежали по асфальтированной дорожке добропорядочного района Лос-Анджелеса с одинаковым тоскливым выражением на сонных лицах.
Мэрион, к этому моменту уже окончательно обосновавшаяся в их доме, сказала:
– Морис, тебе тридцать. Пора бы начинать заботиться о себе. Почему ты не бегаешь по утрам?
– Я занимаюсь йогой, – ответил Морис. – И пилатесом. А еще хожу в тренажерку трижды в неделю. И я там бегаю, Мэри, поверь мне – встаю на дорожку и бегу от инфаркта.
– Но это не одно и то же! – возмутилась она поставив перед ним чашку со свежим биойогуртом (без сахара и ароматизаторов, вкус натуральный), на которую Морис посмотрел немым укором, словно кот, которого собирались кастрировать. – Во-первых, солнце – это витамин D, который помогает от депрессии. Во-вторых, ты бежишь, дышишь свежим воздухом...
–... и выхлопными газами! – подхватил Фил, наливая себе кофе (без молока и кофеина). – Красота!
Мэрион взглянула на него строго, точно закон – на преступника.
– Между прочим, тебе бы тоже не помешало начать бегать! – заявила она.
Фил, который всю жизнь был уверен, что бегая по утрам от инфаркта можно прибежать прямиком к нему, недовольно поморщился.
– Но мне еще нет тридцати! – возразил он.
– Зато у тебя живот растет, – сказал Морис, глумливо ухмыляясь. У него-то самого живот был плоский, как экран телевизора. – Будешь продолжать есть бургеры на ночь – к тридцати не сможешь показаться в приличном обществе, не надев перед этим утягивающих трусов.
Фил послал ему свирепый взгляд, а Мэрион удовлетворенно улыбнулась и сложила вместе ладошки, точно ангел.
– Вот и решено, завтра побежите! – заключила она безапелляционно – словно гвоздь вбила в крышку гроба.
Словом, Мэрион сказала “бежать", и они побежали как миленькие.
– Я просто поверить не могу, что мы на это подписались, – запыхавшийся Фил резко остановился. Согнулся, схватившись за печень, а потом открутил крышечку бутылки с водой и разом выдул почти половину.
– Да не то слово! – мрачно отозвался Морис, тоже останавливаясь. – Сколько уже?
Фил посмотрел на шагомер.
– Два километра.
Морис кивнул, оглядывая жалко скрюченную фигуру приятеля, а потом ободряюще похлопал его по плечу.
– Пойдем-ка!
– Куда? – жалобно простонал Фил, которому меньше всего хотелось тащиться куда бы то ни было.
– Передохнем и выпьем кофе, – Морис кивком указал на уличную кафешку, что соблазнительно раскинулась невдалеке, маня прохладой и ароматом свежей выпечки.
– Кофе с молоком? – потянув носом, уточнил Фил.
– И с булочками! – пообещал Морис. – Давай, у нас есть минут двадцать, прежде чем дева Мэрион кинется нас искать.
Первое, что увидели Морис и Фил, когда вернулись домой с пробежки сытыми и довольными – развернутый в сторону входа монитор макбука, который был открыт на странице светских сплетен. Фотография Мориса и Фила, сидящих за столиком с кофе и булочками, сияла во весь экран.
– Вот чертовы папарацци, – сказал Морис даже с некоторым восхищением. – Надо же, какие шустрые!
Его телефон тотчас же возмущенно пискнул, принимая сообщение: "Морис, тебя опять поймали папарацци, вот ссылка".
– Да знаю уже, знаю, – проворчал он, снова бросая беглый взгляд на экран. – Наверное, мне пора избавиться от этой футболки, как думаешь, Фил? Выгляжу в ней как бомж. А жаль, мне она так нравилась...
Явно не слушая Мориса, Фил тяжело сглотнул, не сводя взгляда с фотографии: на ней его лицо было искажено голодной радостью, а щеки – набиты булками.
– Я выгляжу, как хомяк, – заметил Фил, и его голос обиженно дрогнул. – Как хомяк, черт возьми!
Морис поднял глаза от своего айфона.
– А тебя в первый раз что ли поймали? – уточнил он. – Хреново, приятель, понимаю. Ну да ничего, со временем привыкнешь. Они всегда выбирают самые жуткие снимки. А теперь соберись, Фил, и пойдем – нас еще ждет головомойка. Только имей в виду – я все свалю на тебя.

4
Мэрион вошла в их жизнь так просто и естественно, точно была в ней всегда. Она плотно взялась за Мориса с Филом: реорганизовала их дела, отстроила приходящую прислугу, – и все это без отрыва от прекрасно развивающейся карьеры и спасения мира.
Вернувшись однажды домой с очередных кинопроб, Морис обнаружил ее внимательно изучающей отчет об его собственных финансах, который бухгалтер вообще-то был обязан отдавать ему лично в руки в обстановке строжайшей конфиденциальности.
– Привет, Мо! – Мэрион улыбнулась как ни в чем ни бывало, а потом облизнула кончик указательного пальца и перелистнула очередную страничку. – Ты голодный?
Как и все настоящие женщины, она тоже считала, что сытый мужчина – довольный мужчина. Главное – не позволять ему жрать всякую калорийную фастфудную дрянь.
– Да нет, не особенно, – медленно ответил Морис, у которого от удивления даже аппетит пропал. – А откуда у тебя эти бумажки, милая? – поинтересовался он как можно спокойней, борясь с желанием немедленно отобрать у нее документы, а потом позвонить и в резких выражениях уволить Пола – бухгалтера и, очевидно, клинического идиота.
– Какие, эти? Да это Пол принес, – легко призналась Мэрион. – Мы с ним болтали на прошлой неделе, и он сказал, что обеспокоен состоянием твоих финансов, но ты его и слушать не хочешь! Ну, вот я и обещала ему разобраться. Ты бы присел, Морис! – заботливо добавила она, заметив, что он так и стоит столбом.
Морис на всякий случай потрогал подбородок – исключительно для того, чтобы проверить, на месте ли нижняя елюсть – или, может, уже упала на пол? – но за стол все-таки сел. Только один человек на всем белом свете смел обращаться с ним подобным образом – его мамочка, мир праху ее!
Однако Мэрион его ошеломленный вид ничуть не смутил. Сведя кончики пальцев вместе, она строго посмотрела через стол.
– Послушай, дело серьезное, – начала она так сурово, что он уже подумал: вот сейчас она скажет, что Морис – банкрот. Однако, к счастью, дела оказались не настолько плохи. – Если будешь продолжать жить, как сейчас, через три-четыре года твой дом продадут за долги, а тебе придется искать роли в третьесортных сериалах на кабельном, – продолжила Мэрион. – Ты ни во что не вкладываешься и ничего не зарабатываешь. Все эти роли в артхаусной фигне – тебе за них хотя бы платят?
– Я там снимаюсь не ради денег, – отмер Морис. – Мэри, ты просто не понимаешь... Это кино...
–...высокое искусство, бла-бла-бла, – неуважительно перебила она и даже плечами пожала презрительно. – Видишь? Я все понимаю. Но чтобы заниматься искусством, ты должен быть очень богатым человеком, Морис. Как, например, Джейк или Сэнди, – Мэрион кивнула на стеклянную стену, за которой приятели Мориса, отчаянные тусовщики и богатые бездельники, что убивали у его бассейна целые дни, выкуривая горы крепкой афганской травы, весело играли в мяч. – Ты – не они, Морис, тебе, как и мне или Филу, нужно еще пахать и пахать ради беспечной старости.
Морис взглянул за окно. Поймав его взгляд, Сэнди, хорошенькая дочка производителя зубной пасты, чей оборот ежегодно составлял почти миллиард долларов, улыбнулась, показав закованные в скобки зубы, и приветливо помахала рукой.
– И что ты предлагаешь? – поинтересовался Морис. Злиться на Мэрион долго он просто не мог. К тому же, надо признать, она действительно говорила дело. – Жениться на Сэнди?
Мэрион склонила голову на бок, словно задумавшись, а потом кивнула.
– А что, это тоже вариант. Она ведь без ума от тебя, Мо, так что вряд ли с этим будут проблемы. Но я вообще-то думала о другом. Тебе нужно открыть продюсерскую компанию.
Морис с удивлением воззарился на Мэрион.
– Милая, ты хоть представляешь, сколько в Голливуде продюсерских компаний? – снисходительно отозвался он. – Чем мы будем заниматься?
Однако энтузиазм Мэрион казался неисчерпаемым.
– Да чем угодно, – с готовностью ответила она. – Книги, комиксы, мультфильмы, независимое кино, музыка, интернет-проекты – зачем себя ограничивать? Компаний полно, ты прав, но они все по большей части здоровенные. Им не хватает гибкости, быстроты реагирования, а ты будешь сам себе хозяин. Подумай только, Мо: у тебя по любому поводу будет последнее слово!
Морис задумчиво взглянул на раскрасневшееся от возбуждения лицо Мэрион. Ее идея уже не выглядел такой уж безумной. Наоборот, она вдруг показалась ему гениальной. Все-таки Мэри была настоящим сокровищем.
– Иди сюда, – сказал он и положил Мэрион руку на затылок, притягивая к себе через стол, чтобы поцеловать. Наблюдавшая за ними через окно хорошенькая Сэнди разочарованно отвернулась. – Ладно, какого черта! Давай составлять бизнес-план.
Свою компанию Морис назвал More.

6
В жизни у Мэрион было множество правил, а в постели – всего одно: всем присутствующим должно быть хорошо и комфортно. А уж сколько будет этих всех, совершенно неважно. Так что в один прекрасный вечер, когда замешкавшийся было Фил на цыпочках крался мимо их с Морисом спальни к выходу, стараясь случайно не обратить на себя внимание Мэрион, она окликнула его.
– Филипп, милый, это ты? – спросила Мэрион. – Не убегай, а иди-ка лучше к нам! – и пододвинулась на постели, чтобы освободить для него место.
Фил замер, а потом бросил быстрый взгляд на Мориса. По установившемуся у них негласному правилу Фил не вмешивался в его личную жизнь, деля с ним постель лишь в тех случаях, когда Морис не спал с кем-нибудь еще. Однако в этот раз его любовник и по совместительству босс лишь улыбнулся и сделал приглашающий жест.
– Верно, Фил, иди к нам.
Все еще до конца не веря в происходящее, он переступил через порог и неуверенно направился к кровати, тайно подозревая, что это все какой-то розыгрыш или, может, сейчас выяснится, что его позвали принести еще вина. Однако Мэрион, осуждающе покачав головой, схватила его за руку и потянула к себе, так что ему ничего не оставалось, как под пристальным взглядом Мориса скинуть ботинки и залезть на пружинистый матрас, покрытый кремовым шелком простыней. Чувствовал он себя при этом самым странным образом.
– Ну, привет, Фил! – сказала Мэрион, просияв своей чудесной открытой улыбкой. – Я Мэрион.
Как будто он был не в курсе, как звали похитителя его короля вместо со всем их общим королевством!
– Привет, – только и успел промямлить Фил, прежде чем Мэрион засунула ему в рот язык.
Филип замер, тайно подозревая, что где-то пути к этой спальне у него оторвался тромб, и он умер. Должно быть, то, что сейчас происходило, было просто видением, развлекающим его на пути к тому свету.
Словно подтверждая эту мысль, Морис моментально оказался у него спиной – поцеловал в затылок, туда, где обрывалась линия рыжеватых волос, а потом за ухом, обдав щеку Фила горячим дыханием.
– Спасибо, что заглянул, малыш, – промурлыкал он, вызвав у него мурашки по всей спине и мгновенный железобетонный стояк.
Оторвавшись от Фила, Мэрион облизнулась, точно довольная кошка, а потом повернулась к Морису и предложила ему свои полуоткрытые губы, не переставая при этом поглядывать на нового участника игры. Видеть вблизи, как они целуются, оказалось до того волнующе, что Фил даже на секунду прикрыл глаза, пытаясь отдышаться.
Однако такой возможности ему не дали.
– А теперь вы поцелуйтесь, – потребовала Мэрион, подтолкнув их друг к другу. – Хочу посмотреть.
Фил, который еще ни разу в жизни не делал это с другим мужчиной при свидетелях, запнулся, и Морис, хмыкнув, сам положил ему руку на затылок и притянул к себе, в то время как Мэрион принялась ловко и быстро раздевать.
Казалось, они с этой новенькой девчонкой понимают друг друга с полувзгляда, и Фила на секунду кольнуло – сам он спал с Морисом уже давным-давно, однако о подобной гармонии у них и речи не шло.
Когда все трое разделись и нацеловались до боли в губах, Мэрион бегло, но с явным удовольствием оглядев обоих мужчин, распределила роли.
– Фил, ты сзади, – сообщила она, бросая ему резинку. – Морис?
– Дева Мэрион?
– А ты давай иди сюда, – и Мэрион повернулась к нему боком.
Наблюдая, как они соединяются, Фил усиленно повторял таблицу умножения, чтобы не опозориться во время первой же в жизни оргии. Остальные участники ménage à trois (это ведь так называется? о Боже, завтра будет надо уточнить у Мориса!), похоже, были куда спокойней.
– Теперь ты, Филипп, – сказала Мэрион, улыбаясь ему через плечо, словно добрая самаритянка, и он придвинулся ближе и выдавил на ладонь немного смазки.
– Только сначала согрей ее, – посоветовала Мэри так, будто ему и правда требовалась подсказка. Она лежала на боку, перекинув одну ногу через бедро Морису и буквально подрагивала от нетерпения.
Пристроившись к ней сзади, Фил бросил быстрый взгляд на Мориса. Тот улыбнулся в ответ, терпеливо ожидая, пока он закончит возиться, и Фил неожиданно заметил морщинки в уголках его глаз. Реальность происходящего ударила Фила, словно молот, и на секунду он даже задохнулся – от волнения причастности и головокружительной нежности.
– Морис, – выдохнул он – и надавил.
Морис с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, резко сжав его плечо рукой, а Мэрион издала глухой стон. Она была горячей и просто чертовски тугой – должно быть, все из-из того, что сквозь тонкую перегородку в ее теле Фил и Морис чувствовали малейшее движение друг друга. Ощущение было – просто не описать словами.
– Прекрасно, – выдохнула Мэрион. – Просто прекрасно. Так здорово, что вы можете делать это одновременно.
Фил по-прежнему был так близко и видел Мориса так ясно, что просто не мог не заметить, что при этих словах его лицо вдруг странно исказилось, – застыло, точно мертвое, – а в глазах мелькнуло нечто такое, от чего сразу же захотелось отвести взгляд. Впрочем, это продолжалось всего долю секунды. Словно поняв, что невольно выдал о себе какую-то тайну, Морис моргнул, улыбнулся – и тут же прижался губами ко рту Мэрион, прервав все продолжающийся поток ее признаний.
А потом он начал двигаться, и Филу стало ни до чего.

7
Когда спустя еще полгода Мэрион заявила, что хочет отметить собственный двадцать третий день рождения не только со своими мальчиками, но и с семьей, мальчики здорово приуныли. Про семью Мэрион они знали только, что ее родные живут в Мексике, и что у нее семь совершеннолетних братьев. Филу представлялась толпа мрачных татуированных качков, которая непременно хорошенько отпиздит их с Морисом, как только разберется кое в каких деталях их личной жизни. Судя по мрачному лицу Мориса, его посещали схожие мысли.
Однако спорить с Мэрион было все равно что пытаться остановить ураган "Катрина".
Так что в назначенный день все трое сели в рэпперский черный “Эскалейд” Мориса (Мэрион настояла, чтобы они предпочли эту машину маленькому красному “Лексусу”, аргументируя свое решение коротким “семья не поймет” – отчего, понятно, мужчины скисли еще больше) и покатили в сторону мексиканской границы.
Путь был долгим и мучительным, но прибытие оказалось еще хуже. Когда они наконец доехали до славного домика в центре большого зеленого двора и Мэрион сказала: “Здесь!”, одновременно нажимая на клаксон, к их авто тотчас же бросилась толпа мексиканских головорезов. Их было так много, что Фил с трудом подавил желание заблокировать двери машины, а Морис побледнел и весь подобрался в своем кресле. Судя по его напряженному лицу, он пытался вспомнить слова хоть какой-нибудь молитвы – ну, просто на всякий случай.
– Твою мать, ну мы и попали, – выразил он общее похоронное настроение, глядя, как эти здоровенные лоси обнимают визжащую от радости Мэрион.
Ее братья выглядели даже хуже, чем Морис воображал – а воображение у него было богатое. Наверное, подумалось ему, эти здоровяки в одиночку забивают быков голыми руками. Кроме братьев, Мэрион встречал весьма бодрый отец (Морис узнал его по фотографии, которая была у Мэрион вместо скринсейвера в компьютере), сурового вида бабка с клюкой и целая толпа разновозрастных родственников в яркой национальной одежде. Когда, бесцеремонно распихав всю разноцветную кучу, к Мэрион со счастливым воплем кинулась женщина с таким же как у нее лицом, только лет на двадцать старше, Морис и Фил окончательно поняли, что влипли. Их привезли знакомить с родителями – что могло быть хуже?
– Морис! – крикнула разрумянившаяся от радости Мэрион, подтверждая их худшие подозрения. – Фил! Выходите! Хочу представить вас своим.
– Ну, понеслось, – сказал Морис, отстегиваясь и складывая губы в доброжелательную улыбку. – Прощай, Фил, не поминай лихом! Если что – выезжай задом и беги. Я тебе оставляю ключи.
На этом он открыл дверь и, вынырнув из машины, распрямился и легко шагнул в толпу. Филу ничего не оставалось, как последовать за ним.
Светясь от гордости, Мэрион взяла их за руки и подвела к родителям.
– Мам, пап, это Морис Лурье, мой парень, – сказала она торжественно. – А это – Фил Стенли, мой парень.
Возникшая пауза ощущалась почти физически. Все затаили дыхание, и даже ветер, казалось, перестал шуметь среди деревьев. Глядя на бесстрастные обветренные лица вокруг, Фил отчетливо понял: вот они-то его сегодня и похоронят. Скосив взгляд на Мориса, он даже не усомнился, что тот думает примерно так же.
Спасение пришло, откуда не ждали.
– Во дает! – раздался откуда-то сбоку дребезжащий голос, говорящий, тем не менее, на вполне приличном английском. Бесцеремонно растолкав братьев, на первый план протиснулась бабка с клюкой. – Я всегда знала, что ты у нас девка – не промах! Таких красавцев отхватила, ишь! – подойдя к Филу, она чмокнула его в щеку беззубым ртом и при этом от души ухватила за зад, сопроводив свои действия еще одной фразой по-испански, от которой Мэрион вдруг покраснела, как помидор.
Услышав ее, один из братьев засмеялся, за ним – другой, а потом смех пошел по рядам, и как-то сразу вдруг стало ясно, что опасность миновала: вокруг стало шумно и весело, и неловкость куда-то ушла. Теперь все приветливо улыбались, обнимали Мориса с Филом, называли свои имена, хлопали по спине и куда-то тащили.
Через голову буквально повисшей на нем одной из сдобных тетушек Мэрион Морис обернулся к Филу и, облегченно улыбнувшись, залихватки ему подмигнул. У Фила отлегло от сердца. Кажется, знакомство все-таки удалось.
За столом Фил оказался стиснут двумя братьями Мэрион, Хуаном и Карло. Морису, на его взгляд, повезло больше – его соседками оказались Мэрион и ее бабка. Сам Морис, явно находящийся в эйфории оттого, что угроза неминуемой смерти миновала, был в ударе – шутил и ухаживал за дамами, чем моментально очаровал всех родственниц Мэрион без исключения. Да что там, даже ее суровый отец благосклонно улыбался в усы и то и дело предлагал Морису выпить с ним текилы.
Мэрион, просто светящаяся от счастья и оттого просто головокружительно красивая, смеялась и без конца протягивала Филу руку через стол, беспокоясь, что он чувствует себя одиноко. Почему-то каждый раз, чувствуя пожатие ее маленькой руки, он приходил во все более мрачное расположение духа и все никак не мог понять, что именно его так расстраивает.
Наблюдая за всем этим балаганом, Хуан похлопал его по плечу.
– Похоже, ты делать моя сестра счастливой, – неожиданно сказал он, придвигая к нему стопку текилы. – Тебя Мэрион любить больше, чем того, второго.
Фил машинально проглотил текилу, даже не ощутив вкуса.
– С чего это ты взял? – спросил он. Одна мысль о том, что кто-то настолько прекрасный, как Мэрион, может предпочесть его со всех сторон идеальному Морису, казалось полным бредом. Яснее ясного, эти двое были созданы друг для друга. А Фил? Фил просто примазался.
Однако Хуан загадочно улыбнулся, наливая ему еще.
– Интуиция! – гордо возвестил он. – Морис веселый, а ты... как это? Надежный. Мэри любить надежный.
Не зная, что ответить, Фил посмотрел через стол, где уже порядком набравшийся Морис обсуждал с бабкой Мэрион различные способы заниматься сексом втроем.
– С чего вы взяли, что кто-то всегда будет лишним? – интересовался он. – Это же просто предрассудки! Мэрион, переведи ей... Или нет, лучше дай салфетку... – Морис вытащил маркер, который носил при себе на тот случай, если вдруг придется давать автографы, и быстро нарисовал на бумаге хорошую, понятную и предельно непристойную картинку. – И это только один из вариантов!
Он придвинул рисунок бабушке, которая тут же плотоядно ухмыльнулась и одобрительно зацокала языком. Мэрион посмотрела на нее с обожанием. Забегая вперед, стоит сказать, что потом Фил увидел эту картинку на одном из фанатских сайтов. Сходство персонажей с героями одного тайного тройственного союза было просто исключительным, так что за нее вполне справедливо просили четыре тысячи долларов. Фил купил рисунок, не сходя с места.
Все еще смеясь, Мэрион уткнулась Морису в плечо и что-то прошептала на ухо. А потом снова посмотрела на Фила – серьезно, без улыбки – и у него вдруг замерло сердце.
– Видишь? – сказал Хуан торжествующе. – Я знать моя сестра!
На этом, наверное, пришло время поговорить о Филе.

Примечания:
More – название компании переводится как “больше”. И при этом оно созвучно с кратким вариантом имени Мориса.
Дева Мэрион – героиня легенд о Робин Гуде, его возлюбленная.

Глава 3. Филипп

Глава 3. Филипп

1
– Расскажите мне о Филиппе Стенли.
Морис вздохнул, соединяя перед собой подушечки длинных пальцев, и посмотрел на доктора Купер.
– Мы теперь все время с вами будем играть в эту игру, доктор? – поинтересовался он. – Описать его одним словом, да?
– Морис.
Он склонил голову, словно и правда чувствовал себя виноватым.
– Я опять отвечаю вопросом на вопрос. Вообще-то на просьбу, а не на вопрос, но я понял, да. Филипп Стенли работал моим личным помощником четыре года. Мы были друзьями и мы были любовниками. Теперь, полагаю, мы ни то, ни другое. Просто поразительно, что он не подал на меня в суд за харассмент.
– Он мог бы это сделать?
– Если бы захотел.
– И почему, по-вашему, он не захотел?
Морис поерзал на своей кушетке. Лицо его оставалось почти бесстрастным – немного скуки, немного внимания и много-много терпения. Обычная маска кинозвезды, измученной бесконечным потоком одинаковых вопросов.
– Возможно, потому, что по-прежнему считает меня своим другом, – наконец сказал он. – А с друзьями не судятся за харассмент.

2
Фрейд говорил, будто все люди от природы бисексуальны. Херня. По-настоящему бисексуальных людей, тех, кто в равной степени любит хуй и пизду, единицы. Всем нужна определенность, все хотят принадлежать к какому-то лагерю, чтобы без труда узнавать в толпе своих, чтобы знать, за кого стоять стеной, а кому бить морду.
Морис был одним из тех, кто стоял ровно посередине, не отклоняясь ни в одну сторону. Его тело в равной степени реагировало на мужчин и женщин, насилие и подчинение, обладание и принадлежность. При этом он вовсе не был всеядным и неразборчивым в связях, нет. Траектории его сближения всегда определял трезвый расчет пополам со звериным телесным инстинктом.
Фил видел это, но не мог понять до конца. То, как Морис без труда находил среди сотен людей тех, кто разделял его взгляды, было неподвластно сознанию личного помощника. Его любимый и единственный клиент завязывал отношения с легкостью и разрывал без труда, не проливая ни слез, ни крови – кроме одного давнего раза, обсуждение которого было в их с некоторых пор общем доме под безмолвным, но абсолютным запретом.
Филип Стенли давно определился с тем, по какую он сторону баррикад. Фил был там, где мужчины любили женщин, а не других мужчин.
А как же Морис, спросите вы? Разве их отношения не означали, что Фил тоже был как минимум посередине? Фил и сам не мог понять, почему его так потянуло к Морису. Он всегда был самым обычным парнем — в школе в меру хулиганил, в положенное время поцеловал свою первую подружку, а через два года впервые переспал — уже с другой, постарше, из колледжа. Потом у него были еще девушки — не то чтобы очень много, но достаточно для того, чтобы определиться со своими сексуальными интересами. К парням его не тянуло никогда. Фил не влюблялся ни в друзей, ни в звезд киноэкрана, не фантазировал об учителях литературы и не тянулся к высокому искусству.
Так что если бы вы спросили самого Фила, он бы твердо сказал: нет, я не гей. Что, Морис? Он был исключением. Морис был особенным.
Фил помнит их первую встречу, словно это случилось вчера. В ночном клубе было шумно, и их общему знакомому Гаррету, знавшему, что Фил ищет работу, а Морис — помощника, и решившему их свести, приходилось кричать, но они все равно почти ничего не слышали.
Морис выглядел обычным — разве что чуть более... как бы это сказать поточнее?.. глянцевым, что ли, чем те парни, с которыми Филу приходилось общаться раньше. Не красавец, но заметный, с крупными грубоватыми чертами лица, он определенно привлекал внимание — и высоким ростом, и статью, и очевидной, почти равнодушной самоуверенностью, свойственной людям, привыкшим к тому, что на них без конца глазеют. На Морисе были линялые джинсы, довольно узкие, футболка с каким-то абстрактным рисунком, и черные кроссовки, будто он собрался на рок-концерт. Дополняла образ бутылка пива, правда, как тут же отметил наученный общением с любителями алкоголя Фил (долгая история, вернемся к ней позже), почти нетронутая. Морис был в очках в широкой роговой оправе — студент на каникулах или, может, молодой учитель на отдыхе. Волосы темные, почти черные, и густая челка длинновата — ниже широких бровей, на которые все время падала, заставляя Мориса без конца убирать ее со лба привычным, почти механическим жестом.
Фил заметил все это с одного взгляда, словно кадр с появлением Мориса отпечатался на сетчатке его глаза, запомнил во всех ненужных подробностях, будто что-то важное. Это было странно. Обычно все, что Фил мог сказать о внешности других мужчин — это «обычный», «тощий такой», «рыжий». Никаких деталей, необходимых для составления фоторобота — он запоминал самую яркую черту, и этого было достаточно.
Гаррет между тем обнял Мориса за шею и начал трубить ему что-то в самое ухо, указывая при этом на Фила. Морис морщился, кивал, а потом, едва обменявшись с Филом крепким рукопожатием, сделал знак в сторону выходу. Затем, даже не дожидаясь реакции, поставил пиво на барную стойку и не оборачиваясь пошел к двери. Фил, разумеется, поспешил за ним.
Они вышли на задний двор, скудно освещенный единственным фонарем. После шума ночного клуба здесь было просто удивительно тихо. Морис, быстро оглядевшись в поисках фотографов, достал из нагрудного кармана рубашки сигареты, щелкнул зажигалкой и глубоко, с удовольствием затянулся. Потом уже Фил просек фишку: Морис все делал с удовольствием. Если какое-то дело было неприятным, он всегда находил возможность переложить его на кого-то другого.
– Ну ладно, – сказал Морис. – Фил, верно?
Тот кивнул.
– Так вот, Фил, мне нужен помощник. Принимать звонки, составлять расписание, знать, когда я с кем встречаюсь и где... Ты следишь за моей мыслью?
Фил снова согласно опустил голову.
– То есть не допускать к вам тех, кого вы не хотите видеть, и организовывать встречи с нужными людьми? Это я могу. Что-нибудь еще? Отдавать одежду в чистку?
Морис хмыкнул.
– Нет, этим занимается домработница. Нужно только следить, чтобы она вовремя приходила.
– Готовить?
– А ты умеешь?
Фил неопределенно пожал плечами.
– Немного.
– Нет, готовить не надо. Но если я прошу быстро явиться ко мне... куда угодно, нужно не задавать вопросов, а быстро сесть за руль и приехать так, чтобы никто ничего не заметил.
– Значит, функция «трезвый водитель». Понятно.
Кивнув, Морис снова затянулся.
– Что-то вроде того, – согласился он, выпуская дым. Потом помолчал, раздумывая. – Но главное, Фил, нужно помалкивать — никому не говорить о том, что у меня происходит, ни с кем меня не обсуждать, даже с подружкой или мамой... Ты меня понимаешь?
– У меня нет подружки, – ответил Фил. – А мама давно умерла.
– Извини. Парень есть?
– Я не по этой части.
– Понятно, – Морис снова выдохнул колечко дыма и посмотрел на дверь клуба. – Ладно, пора возвращаться. А пока я докуриваю, убеди меня, что я должен взять именно тебя. У тебя еще есть секунд тридцать.
3
Работать с Морисом оказалось непросто, но интересно. Он был хорошим боссом – не кололся, не растлял малолеток, не совершал кучи других омерзительных мелочей, к которым часто бывают склонны люди, которые долго шли к успеху через унижения, а потом, поднявшись на вершину, решали, что теперь пришла их очередь причинять другим страдания.
Морис не сидел на странных диетах, не увлекался мистическими учениями голливудских шарлатанов и не искал Бога через Интернет. Он был нормальным – насколько может быть нормальным парень, живущий ненормальной жизнью в ненормальном голливудском обществе.
Правил у него было немного: никаких детей, животных и гостей на его территории, никакого табачного дыма в помещении, а за звонок, принятый после второго, а не после первого гудка, следовал незамедлительный штраф.
Официально раз в неделю Филу полагался выходной, но родных у него не было, а знакомые быстро стали общими. Так что воскресенье мало чем отличалось от других дней недели: с утра Фил ехал в Санта-Монику на пляж, но уже с девяти утра начинал поглядывать на телефон, а еще через час словно бы случайно забредал в небольшое кафе с видом на океан, где любил завтракать Морис. Остаток дня они обычно проводили вместе, растворяясь в компании бесконечного разнообразия приятелей, которые липли к общительному, обаятельному Морису, точно мухи к меду.
Со временем Фил перестал удивляться всему – и легкости отношений, царившей в местном обществе, и странностям других людей, и удивительным, а порой и жутковатым обычаям и привычкам окружающих, казавшихся здесь совершенно нормальными.
Как-то раз, явившись к Морису поутру, он обнаружил босса сидящим за кухонным столом в окружении каких-то штук явно медицинского назначения. Стоявший над ним сухощавый лысеющий мужчина набирал что-то в шприц, не переставая сердито выговаривать Морису:
– Ну как можно доводить лицо до такого состояния?! А ну-ка, улыбнитесь. Шире, вот так. А теперь сморщите нос... Поднимите брови... Видите, у вас тут просто коллагеновый провал?
Морис, послушно корчивший гримасы по приказу своего сурового гостя, виновато улыбнулся.
– У вас есть лед? – отрывисто спросил тот, протирая ему лоб ватным тампоном.
Фил молча подошел к холодильнику, но, покопавшись в морозилке, искомого не обнаружил.
– Есть замороженный горошек, – подал он голос. – Доброе утро, Морис. А вы?...
– Доктор Айзенштейн, – обронил человек со шприцом так, словно это Филу о чем-то говорило. – Давайте сюда, – он, не глядя, протянул Филу свободную руку, и тот положил на нее покрытый изморозью пакет.
– Привет, Фил, – сказал Морис, – Я не слышал, как ты пришел.
– Так, не дергайтесь, – сурово перебил его доктор Айзенштейн. – Поднимите брови... – и он воткнул шприц ему в лоб.
Фил, не переносивший вида иголок, ощутил, что его замутило, и отвернулся.
– Ну, вот и все, – донесся до него голос доктора. – Теперь прижмите что-нибудь холодное, чтобы снять красноту. И месяца через три, Морис, запишитесь ко мне на прием, я посмотрю вашу носогубку... Вашему другу что-нибудь нужно?
– Фил? – позвал Морис, от души ухмыляясь – он уже был в курсе, как тот не любит уколы. – Доктор интересуется, как поживают твои морщины. Не хочешь от них избавиться?
Фила передернуло.
– Нет, не надо, – быстро сказал он. – Мне дороги мои морщины, спасибо большое. К тому же меня пугает ботокс – не хочу, чтобы вместо лица потом была маска.
Доктор, уже начавший собирать свои жуткие инструменты и склянки, фыркнул, словно недовольный жеребец
– Какой еще ботокс? – возмущенно возразил он. – Это же чистая гиалуронка!
– И все равно – нет, спасибо! – решительно отказался Фил, и Морис кашлянул, явно борясь со смехом и при этом не переставая прижимать замороженный горошек ко лбу. – Я буду в гостиной, Морис, если понадоблюсь. Всего хорошего, доктор Айзенштейн!
Когда Морис вышел из кухни, на ходу убирая бумажник в задний карман джинсов, Фил уже успел проверить его почту и согласиться от его имени на два интервью.
– А где твой горошек? – поинтересовался он. – Слышал, что сказал доктор Айзенштейн? Может быть синяк, а у тебя сегодня телевидение.
Морис беззаботно пожал плечами.
– К черту горошек, – сказал он. – Посмотри лучше, что у меня есть...
С этими словами он прошел прямиком к одному из сейфов, разбросанных по дому, – этот был спрятан за картиной в гостиной, – и, не особенно скрываясь, набрал код. Фил деликатно отвел глаза. Порой беспечность Мориса его просто поражала.
– Смотри! – с следующую секунду перед ним на стол лег новенький, пахнущий оружейной смазкой пистолет, а также здоровенная коробка патронов и глушитель.
Фил замер.
– Полагаю, разрешения на него у тебя нет? – он даже не спрашивал – утверждал.
Хмыкнув, Морис высыпал на руку несколько патронов и принялся заряжать пистолет – да так ловко, словно только этим всегда и занимался.
– Это Джейк притащил, – обронил он как ни в чем ни бывало. – Брат его подружки как-то связан с трафиком героина и пушек из Мексики. Но тот парень уверял, что пистолет чистый, Филипп, так что не дергайся ты так. – Он щелкнул предохранителем и прицелился в чайку, летящую за окном. – Красота какая, а? Держишь его – и хуй словно удлиняется вдвое. Тебе стоит попробовать, точно говорю! Хочешь?
– Нет, спасибо, – Фил осторожно отвел от себя его руку с оружием. – А глушитель тебе зачем?
– Это подарок, – беззаботно ответил Морис и сунул пистолет за ремень своих джинсов, сзади, а потом небрежно поправил подол футболки – Ладно, поехали!
Фил сглотнул.
– Куда? – тяжело спросил он, уже представляя себя участником вооруженного налета.
– Испытывать, конечно, – нетерпеливо пояснил Морис. – Давай, давай, патроны прихвати! Будет весело.
Морис был прав – это и правда оказалось весело. Для него. По дороге они еще зацепили ящик пива, и Морис со смеху умирал, когда Фил каждый раз сжимался при виде дорожной полиции. Незарегистрированный пистолет лежал перед Морисом в бардачке, и время от времени он вытаскивал его, чтобы взвесить на руке или погладить дуло. Непонятно почему Филу каждый раз хотелось отвести глаза.
Когда они притащились на пустырь, Фил был уже почти болен от беспокойства и нервного возбуждения. Так что он отпил из предложенной пивной бутылки прежде, чем успел подумать, кто же сядет за руль на обратном пути.
Морис тем временем выстроил пустые бутылки батареей и прицелился.
Бам!
Темное стекло разлетелось вдребезги, подняв тучу мелких брызг.
Бам!
– Теперь ты, Фил! Ох, ну давай же! – Морис улыбался, глядя на него своими темными глазами, взгляду которых было просто невозможно противостоять.
Поколебавшись, Фил принял у него из рук теплый ствол. Примерил к руке, оценивая форму и вес, потом прицелился...
Бам!
Еще одна бутылка рассыпалась брызгами.
– Неплохо! – одобрил Морис, делая очередной глоток. – Ты где учился стрелять?
Фил пожал плечами, снова прицеливаясь.
– Отец научил. Прежде чем свалить от нас с мамой.
Он снова выстрелил, вздрогнув от отдачи.
– Ты один в семье? – поинтересовался Морис будто бы мимоходом. С той самой первой встречи они ни разу не делились воспоминаниями детства – все-таки не друзья, просто работали вместе, так к чему эти откровенности?
– Нет, у меня две сестры, – Фил передал оружие Морису и снова взял в руку пивную бутылку. В конце концов, подумалось ему, можно было потом вызвать такси. – С тех пор, как мать умерла, мы почти не общаемся. Сестры обе семейные... Живут в Вермонте. А тебя кто научил?
– Отчим, – Морис прицелился.
– Он жив?
Бам!
– Угу. В Канаде. Думаю съездить к нему на День благодарения.
Это отличалось от официальной версии биографии Мориса, вывешенной в Интернете, но Фил пока решил не уточнять.
– А мама?
– Мама умерла.
– Прости.
– Ничего, это уже давно было. Твоя очередь! – и Морис снова отдал ему пистолет.
Вопреки уговорам Фила, обратно они поехали на машине. Морис просто сел за руль и сказал:
– Считаю до трех и уезжаю!
И Фил сдался. Морис гнал так, словно специально напрашивался, и вселенная поспешила пойти ему навстречу. Когда до них донеслись звуки полицейской сирены, Фил буквально ощутил, как у него душа уходит в пятки.
Морис остановился как ни в чем ни бывало и расслабленно откинулся на сидении.
– Ты только не забудь внести за меня залог, Фил, – беззаботно усмехнулся он.
И тут Фил вдруг с кристальной ясностью понял, что сейчас случится. Полиция подойдет, и Морис начнет отрицать, что пил. Ему ведь еще ехать на телевидение, так что ночь в обезьяннике не входит в планы. В общем, он не признается. Так что полиция станет настаивать, а он – злиться. Возможно, даже пошлет кого-нибудь нах – за ним не заржавеет. Тогда они вытащат его из машины силой, положат лицом на капот и обыщут здесь все, включая бардачок.... Но это – если Морис будет за рулем, сказал кто-то в голове Фила. Определенно кто-то умный, потому что идея оформилась в голове молниеносно – словно перед мысленным взором появилась табличка с верным ответом. “Если притвориться, что Морис был слишком пьян, чтобы вести машину, и попросил друга сесть за руль, к нему и его автомобилю никто не прицепится” – вот что было на ней написано. И Фил принял решение.
– Меняемся, быстро! – сказал Фил, глядя в зеркало заднего вида, как открывается дверь полицейской машины и боясь лишь одного – не успеть.
Морис лениво улыбнулся, поднимая бровь в явном непонимании. Коллагеновый провал над ней никуда не делся, некстати заметил Фил, и почему-то это его странно порадовало.
– Что?
– Немедленно отстегивайся, твою мать! – рявкнул Фил и с силой дернул ручку, отодвигавшую кресло назад.
Морис моргнул. Посмотрел назад, потом на Фила, а после – на бардачок. И тут до него наконец дошло – это было явно видно по его вмиг протрезвевшим глазам. Не задавая больше вопросов, он моментально щелкнул застежкой ремня безопасности, отъехал в кресле назад и потянулся к Филу – меняться местами.
Автомобиль была маленькоий – крошечная спортивная машинка, в которой и не развернуться толком. Так что совершить такой маневр было непросто – им пришлось плотно прижаться друг к другу, прежде чем Морис оказался на пассажирском сидении, а Фил – за рулем.
– Черт, Фил, – нервно прошептал Морис. – И как я только не подумал...
Фил поднял на него глаза, и вот тут-то все и случилось. Бывают такие моменты, которые вдруг растягиваются на века – да что там, просто навеки останавливаются, точно вовремя пойманный кадр. Фил увидел вблизи его гладко выбритую щеку и красноватое пятнышко от укола на лбу, и у него вдруг остановилось дыхание. От Мориса пахло смесью пива, сигарет и геля для бриться, и от этого запаха, а еще больше – от близости его приоткрытых ярких губ у Фила вдруг встало, как никогда.
– Быстрее, – лихорадочно сказал он, подавляя неизвестно откуда взявшееся и совершенно иррациональное желание прижать его бедра к своим.
Морис посмотрел на него с выражением, которое Фил не смог разгадать, и наконец устроился на пассажирском сидении. Щелчок ремня безопасности вывел Фила из ступора, и оба синхронно улыбнулись в окно полицейскому.
– Здравствуйте, офицер! – сказал Фил, молясь, чтобы Морис не посмотрел вниз.
Однако его надеждам было сбыться не суждено.
– Чем мы можем помочь? – подватил Морис. А потом положил ему руку на внутреннюю сторону бедра и лениво провел вверх, не переставая невинно улыбаться.
Именно в этот момент Фил понял, что пропал. Он был окончательно и бесповоротно влюблен в Мориса Лурье.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ ЗДЕСЬ


Глава 4. Трое

Глава 5. Адриана

Глава 6. Эмилио

Глава 7. Смерть

Глава 8. Боль

Глава 9. Одиночество

Глава 10. Другие

Глава 11. Адриан

Глава 12. Грех

НОВОЕ! Глава 13. Морис

НОВОЕ! Глава 14. Прощание

НОВОЕ! Эпилог