Молчите сколько угодно, а я все равно выложу:Р
Название: Близость.
Тип: гет, слеш
Жанр: ангст
Предупреждения: мат
Рейтинг: hard R/NC17
Размер: макси
Статус: ЗАКОНЧЕН
Краткое содержание. Может показаться, что карьерные неудачи голливудского актера и продюсера Мориса Лурье – следствие его запутанной частной жизни: он живет одновременно с молоденькой певичкой Мэрион и своим ассистентом Филиппом, постоянно впутывается в сомнительные связи и чрезмерно увлекается обезболивающими препаратами. Однако его психоаналитик доктор Купер, с которой он работает над последствиями давней личной травмы, уверена: проблема в том, что Морис просто не умеет доверять никому, и прежде всего — самому себе...
От автора: спасибо дорогой banaantje за то, что вдохновляла, помогала с кастингом, комментировала каждый чих и трепетно держала за руку. Без нее бы ничего не написалось.
БЛИЗОСТЬ
Глава 1. Джеральдин
Глава 1. Джеральдин
1
– Большинство людей не любит секс, – сказал Морис. – Порой мне кажется, что все эти волнение и трепет, когда кто-то прикасается — лишь паника от того, что нарушают ваши личные границы. Вдумайтесь, доктор Купер: часть чужого тела проникает в ваше – или наоборот. В любом случае, это пугает, разве нет?
Доктор Купер наклонила голову, словно размышляя над его вопросом, и украдкой посмотрела на часы. Времени до конца сессии оставалось всего ничего. Значит, пора закругляться. Однако задать еще один-два вопроса она успевала.
– Вас пугает близость, Морис?
Он бросил на нее удивленный взгляд. Глаза у него, с неудовольствием отметила Купер, были очень красивые — большие, темные, в пушистых ресницах. Самые подходящие для кинопродюсера, которому все время приходится просить деньги. Ведь как можно отказать человеку, у которого во взгляде — вся скорбь еврейского народа?
– Почему вы так решили, доктор? – спросил Морис, устаивая свои длинные ноги поудобней. Это была их пятая встреча, а он по-прежнему постоянно отвечал вопросом на вопрос, хотя Купер тысячу раз просила его так не делать. Это не допрос, нет, уточняла она, просто если они предаваться диалектике вместо того, чтобы работать, результатов не будет. В этот раз доктор держала паузу, пока до него не дошло. – Ох, опять я это делаю, да? Простите. Нет, я не интимофоб. На самом деле, у меня в жизни больше близких отношений, чем у большинства других людей... Я не хвастаюсь, нет, просто это факт. Мне нравится близость — эмоциональная и сексуальная. Мне нравится проникать в чужое личное пространство. Это очень волнующе, это так интимно...
Часы на столике перед доктором Купер тихонько пискнули, возвещая об окончании сессии, и Морис тут же замолчал, словно необходимость продолжать тут же отпала.
– К сожалению, время вышло, – сказала Купер. – Увидимся на следующей неделе.
– Спасибо, доктор, – он тут же поднялся с кушетки, на которой просидел последний час, одним легким движением – так, словно только и ждал, когда придет время уходить. Другие ее клиенты старались задержаться хотя бы ненадолго, хоть на несколько секунд – чтобы закончить фразу, задать еще один вопрос, обменяться взглядом, намекающим на то, что они только что разделили какую-то личную тайну, из тех, которые человек хранил годами и вот наконец высказал вслух. Им хотелось увидеть реакцию. Морису же, похоже, было совершенно все равно, что она думает и что ему скажет. Звонок как будто переключил его в другой режим — и вот уже он был готов снова вернуться к делам, прерванным их беседой. – До встречи и хороших выходных.
Когда дверь за ним закрылась, доктор Купер вернулась к пометкам, которые делала по ходу разговора с Морисом. Перечитав, вздохнула, сняла очки и устало потерла глаза. Несмотря на то, что Морис Лурье (32 года, профессии — продюсер и актер) легко отвечал на все вопросы, охотно подхватывая любую предложенную доктором тему, за пять встреч прогресс был нулевой. С этим человеком ей предстояла долгая, долгая работа.
2
– Значит, это будет экранизация биографии Фреда Астера? – Джеральдин, учительница танцев, с любопытством оглядела нового ученика. Был он долговязым, сутулым и явно не понимал, что делать с руками. И это ходячее недоразумение будет играть лучшего танцора в истории? Работа явно предстояла немалая, однако Джеральдин Дюке была не из тех, кто сдается. Ведь если медведя в цирке можно научить танцевать, любила она повторять, то уж человека и подавно. Конечно, Джеральдин повторяла это только про себя – ее богатые и знаменитые клиенты все как один были эгоманьяками, и услышать такое о себе им было бы крайне неприятно. Мягко говоря. Самое меньшее, чего можно было бы ожидать в ответ — это отказа с ней работать. Ведь в Голливуде как? Если кто-то влиятельный пускает слух, что вот с этим-де не стоит иметь никаких дел, опальный страдалец вскоре не может найти работы нигде ближе Канады.
Кстати, Морис Лурье, ее новый ученик, кажется, как раз из Канады. Снова обратив на него взгляд, Джеральдин дежурно улыбнулась.
– Что ж приступим, – бордо сказала она. В своих свободных танцевальных штанах, зеленой футболке с иероглифами и начищенных до блеска нарядных черных ботинках Морис выглядел просто клоуном. Впрочем, его это, похоже, совершенно не смущало.
– Да, мэм, – послушно ответил он, бросив на нее быстрый оценивающий взгляд из-под пушистых ресниц. Легкая улыбка, приподнявшая уголки его пухлых губ, показалась Джеральдин насмешливой.
– Вы танцуете? – поинтересовалась она, кладя одну руку к нему на плечо и протягивая другую. Морис шагнул ближе и распрямил спину, тотчас же как будто став выше ростом.
– В детстве занимался балетом, – ответил он, крепко сжав пальцы Джеральдин и положив вторую руку к ней на талию. Ладонь у него оказалась большой и горячей.
– Только балет? – уточнила она. – Ни бальных танцев, ни современных?
– Никак нет, – последовал короткий ответ. И снова ей показалось, что он над ней насмехается.
– Чечетка, кариока, вальс? – надежда Джеральдин все еще не угасла.
Морис слегка склонил голову, глядя на нее сверху вниз. От пронзительного взгляда его темных глаз в животе у нее что-то дрогнуло.
– Вальс, – выбрал он наконец, и она кивнула аккомпаниатору. – А что такое кариока?
Послышались первые аккорды, и Джеральдин посмотрела на ученика со значением: мол, приготовьтесь.
– Это такой бразильский танец, разновидность румбы, – объяснила она. – Знаете, Фред Астер...
На этом Джеральдин потеряла мысль, потому что партнер, на которого она уже не возлагала никаких надежд, вдруг повел ее в танце так легко, словно только этим всю жизнь и занимался. Его тело моментально стало другим: пластичным и чутким, отзывающимся на любое движение Джеральдин. Его руки держали крепко, ноги двигались четко и уверенно, даже посадка головы, кажется, изменилась. Теперь Морис ничем не напоминал смешного клоуна, он был танцором, партнером, соперником, прекрасно знавшим, как заставить тело – и свое, и чужое – двигаться в идеальном ритме. Должно быть, неслучайно его выбрали на роль Фреда Астера.
– Спину держите ровнее, – посоветовала Джеральдин только для того, чтобы что-то сказать, положила ему руку между лопаток и слегка надавила. Не сбиваясь с ритма, Морис вытянулся по струнке. Теперь при каждом его движении Джеральдин ощущала, как под ее пальцами перекатываются тугие мышцы. Как обманчиво порой первое впечатление: ведь сначала он показался ее просто тощим неуклюжим парнем. Удовольствие, которое она получала от танцев с хорошими партнерами, было почти сексуальным. Не зря говорят, что лишь положение в пространстве отделяет танец от секса. Хорошие танцоры ведь не те, кто правильно переставляет ноги. Настоящий танец — во взглядах и улыбке, которые делишь на двоих, в способности замедлить или ускорить темп, увеличить или сократить дистанцию в зависимости от молчаливого пожелания партнера и с его полного одобрения. По всем этим пунктам новый ученик получил от Джеральдин самый высокий балл.
Но стоило музыке смолкнуть, как магия тотчас же исчезла. Едва Морис убрал руку с талии своей учительницы, он снова превратился в нескладного парня с застенчивой улыбкой и длинными руками, которые непонятно куда девать.
– Ух ты, – тем не менее сказала Джеральдин, все еще видевшая в нем прежнего Мориса — Мориса-танцора, партнера и соперника, – это было... нечто. А говорили, что только балет!
Ученик слегка виновато пожал плечами, точно извиняясь.
– У меня хорошая память тела, – признался он.
В течение двух следующих часов выяснилось, что этот врун знаком с самбой, румбой, фокстротом, джайвом и танго. И что у него есть с собой запасная обувь — для чечетки. Джеральдин гоняла его по полной программе, пока зеленая футболка Мориса не потемнела от пота, – ставила к станку, заставляла повторять танцевальные фрагменты и импровизировать. В ответ — никаких жалоб, ни тени недовольства. Чем строже она становилась, тем сильнее он выкладывался. Это был знак — знак большого артиста, склонного к неизменному перфекционизму. Чем дольше они занимались, тем яснее становилось Джеральдин: за восемь месяцев репетиций она сделает из этого парня второго Фреда Астера. Возможно, однажды ей даже дадут «Оскар» за хореографию.
Наконец время вышло. Глядя, как Морис собирает вещи, готовясь отправляться в раздевалку и душ, Джеральдин ощущала, как возбуждение иголочками покалывает ее изнутри. Сейчас ей было странно, что поначалу она нашла Мориса смешным и непривлекательным. В том, как он двигался, улыбался, наклонял голову, прислушиваясь к ее инструкциям, было что-то невыносимо притягательное, что-то такое, что помимо воли притягивало взгляд. У Джеральдин не было никаких принципов относительно отношений с учениками, однако первый шаг она не делала никогда, ожидая этого со стороны мужчин. Ждать обычно приходилось недолго: Джеральдин была очень хороша собой — стройная, с гривой вьющихся рыжих волос и сильными балетными ногами. На этот раз, думалось ей, на сближение тоже не понадобится много времени.
Она не так уж много знала о Морисе Лурье. Пять лет назад он снялся в очень успешном фильме о жизни сицилийской мафии. Хотя его роль была второплановой, именно Мориса критика хвалила больше других. Кажется, ему даже досталось несколько наград за актерскую игру — ничего особенно серьезного, никаких «Оскров» и «Глобусов» – однако этого было достаточно, чтобы начать строить успешную карьеру. Вместо этого Морис неожиданно уехал в Лондон — играть в театре, через год вернулся, сыграл в эпизодах нескольких артхаусных фильмов и создал свою продюсерскую компанию. Все это было в статье на сайте Википедии, куда Джеральдин заглянула перед уроком. Кроме списка фильмов там нашлась лишь информация о том, что Морис родился в Монреале, Канада, родной язык у него французский, его родители мертвы, братьев и сестер нет. Про личную жизнь его тоже ничего не было известно точно, хотя слухи ходили самые противоречивые. На JustJared нашлись его фото вместе с латиноамериканской певичкой Марион Вега, — они завтракали в кафе, то и дело склоняясь друг к другу, точно голубки, – а известный скандалист Перес Хилтон уверял, будто Морис — по меньше мере би. Мол, он сам видел Мориса в туалете одного клуба в крайне недвусмысленной ситуации с его личным помощником Филиппом Стенли.
Джеральдин, привыкшая доверять своим инстинктам больше, чем желтой прессе, пока не составила своего мнения на этот счет. В Голливуде то и другое могло быть правдой.
Она все еще размышляла об этом, когда столкнулась с уже принявшим душ и переодевшимся Морисом на выходе из зала. По всей видимости, он решил еще раз попрощаться с ней перед тем, как уйти. Хороший знак.
– Отлично, вы еще здесь, – сказал Морис. – Джеральдин, у меня вопрос...
Телефон в его руке, который Джеральдин строго-настрого наказала выключить на время занятия, пискнул, извещая о приеме сообщения, и Морис быстро посмотрел на экран. – Простите! – улыбнувшись, он моментально напечатал ответ и снова посмотрел на нее. – Где мы?... Ах, да... Я тут подумал... – На этот раз телефон зазвонил, снова прервав его мысль. Морис недовольно поморщился, но потом посмотрел на экран и бросил на Джеральдин виноватый взгляд. – Простите, это моя девушка, я должен ответить... Только никуда не уходите, ладно? – на этом он отвернулся и, тотчас же забыв о Джеральдин, нажал на кнопку телефона. – Привет, милая... Да, Фил написал... В восемь? Ну что ты, очень удобно... Только мы трое? Отлично. Очень романтично. Нет, не опоздаю... И я тебя целую... Люблю вас обоих. До вечера, пока-пока.
Пока Джеральдин переваривала подслушанное (а точнее, услышанное — Морис даже не пытался отойти подальше или понизить голос), он закончил разговор, убрал телефон и выдохнул, словно готовясь нырнуть.
– Джеральдин, – начал он и сделал паузу, ожидая ее реакции.
– Морис, – ответила ему ему в тон и тоже замолчала.
Он улыбнулся, не сводя с нее своих невозможных глаз.
– Я только хотел узнать, какие у вас планы на прямо сейчас?
...Через полчаса Джеральдин знала: JustJared «сделали» Переса Хилтона со счетом 1:0.
Примечания к главе 1:
Фред Астер – актер кино и танцевальная легенда. Рудольф Нуриев и Джордж Баланчин, сами мегазвезды танца, считали его лучшим танцором в XX века.
Кариока — танец, разновидность румбы. Посмотреть, как Фред Астер и Джинджер Роджерс танцуют ее в фильме Flying Down to Rio, можно, например, здесь
Самба, румба, фокстрот, джайв и танго – бальные танцы. Можно, я не буду расписывать, чем они отличаются?
JustJared – сайт JustJared.com, сайт светских сплетен и снимков папарацци. Знаменит быстротой реагирования — многие скандальные звездные снимки в первый раз появились именно там.
Перес Хилтон (не путать с Пэрис Хилтон!) – сплетник и скандалист, автор очень посещаемого блога о звездах perezhilton.com
Глава 2. Мэрион
Глава 2. Мэрион.
1
– Вы счастливы, Морис? – доктор Купер посмотрела на своего пациента через очки. Он ответил ей тем же: глаза у него были красные и усталые – на такие контактные линзы не надеть. В очках ее пациент был похож на школьного учителя — они придавали его узкому грубоватому лицу некоторое благообразие, делали строже и при этом как будто мягче, не таким таким безупречно-глянцевым. Очень странный эффект.
– А вы? – серьезно спросил он. – Вы счастливы?
– Мы говорим не обо мне, – напомнила доктор Купер. Она дала себе обещание больше не реагировать на его привычку отвечать вопросом на вопрос. Этот человек нуждался в ее помощи — а значит, не дело было сердиться из-за того, что он выводит ее из равновесия. Возможно, это способ защиты — Морис скрытный, слишком закрытый для публичной персоны, и говорить о себе по-настоящему личные вещи для него должно быть мучительно.
– Я не думаю, что счастье — это постоянная категория, – ответил он ровно. – В какие-то моменты все чувствуют себя счастливее, чем в другие.
– И как вы сейчас себя чувствуете? – поинтересовалась доктор Купер. Разумеется, она была несогласна с ним. Это радость — переменная, поскольку относится к области эмоций. А вот счастливым ли себя человек ощущает по жизни, или нет, зависит от многих факторов. Однако не время было его поучать.
– Сейчас? – Морис помолчал, прислушиваясь к себе. Потом неопределенно пожал плечами. – Сейчас – обычно. У меня был долгий день, и я устал, но в студии мы сегодня многого добились, и это хорошо. А после того, как мы с вами закончим, я встречусь с Мэрион, и это тоже хорошо... Счастлив ли я? Пожалуй. Хотя скорее доволен, спокоен и уверен в завтрашнем дне.
– Вы говорите о Мэрион Вега?
– Да.
– Вы можете рассказать мне о ней? Какие у вас отношения?
– Очень теплые.
– Вы с ней близки?
– Сейчас уже не так, как раньше. Но да, мы близки.
– Вы могли бы описать ее одним словом, Морис?
Он мечтательно посмотрел куда-то сквозь нее и улыбнулся. За шесть встреч это был первый случай, подумала доктор Купер, когда он выглядит по-настоящему расслабленным, говоря с ней. Похоже, эта Мэрион и правда что-то для него значит. Это был прогресс.
– Если одним словом, то это будет «забота», – сказал Морис мягко. –
Для нее очень важно, чтобы все вокруг нее были счастливы. Рядом с ней... тепло на душе. И это не поза, доктор Купер, не попытка подстроиться под окружающих. Мэрион – она такая и есть.
2
У Мэрион Вега все было просто: солнце встает на востоке, небо — синее, люди — хорошие. В основном. В любом можно было найти что-то интересное, или полезное, или хотя бы забавное. А двух неприятных людей – свести и таким образом нейтрализовать. Пускай изливают свой негатив друг на друга.
Если и существовал в этом мире кто-то, кто делал даже самую скучную жизнь радостней и лучше, но это, несомненно, была Мэрион. Казалась, она ни секунды не стоит на одном месте — спешит на помощь всем, кто в этой помощи нуждается, а оставшееся время спасает мир и борется за справедливость. Это, впрочем, не имело отношения в публичным акциям в защиту каких-то там дельфинов не пойми в каком море. Мэрион помогала хосписам для умирающих онкобольных, приютам для бездомных животных и даже цветам, которые ее друзья забывали полить, и никому (даже цветам!) ни разу даже в голову не пришло, что принять от нее помощь — это что-то неправильное, неудобное, унизительное.
Мэрион улыбалась — и все вокруг становилось как будто чуточку менее безнадежным. Она начинала петь — а Мэрион, как уже говорилось, была певицей, причем замечательной – и даже последние скряги вдруг превращались в щедрых благотворителей и лезли в карманы за чековыми книжками.
Морис сказал, что она любого готова окружить заботой, и был прав. Если бы его спросили еще, он бы добавил, что Мэрион очень чуткая и сердце у нее золотое. И что она умеет делать фантастический минет.
Они встретились на благотворительном вечере в поддержку жертв домашнего насилия: Мориса пригласили ведущим, а Мэрион — спеть. После окончания торжественной части они столкнулись за кулисами. Морис похвалил ее голос, а она сказала, что у него очень красивые глаза. Они немного выпили за знакомство, потом еще немного, а после вдруг оказались, что Морис целуется с Мэрион в маленьком рабочем помещении, где вокруг теснились ведра и швабры и пахло моющими средствами. Они продолжили в лимузине, а закончили у него дома – деликатный Фил, едва услышав, что его мужчина вернулся не один, потихоньку оделся, вышел через черный ход и отправился к себе домой. То, что Морис даже не потрудился его предупредить, было делом совершенно обычным, а потому Фила нисколько не удивляло. Задевало ли — другой вопрос, но мы его сейчас обсуждать не будем.
Проснувшись наутро, Морис обнаружил, что у него сел голос, а мышцы во всем теле превратились в желе. Похмелье было чудовищным, и он, опираясь о стены, чтобы не рухнуть прямо в коридоре, побрел на кухню на водопой.
Там его встретила сияющая радостной улыбкой и свежая словно майская роза Мэрион, которая как раз бодро вытряхивала из его холодильника в помойное ведро все, что сочла неподходящим.
– Как можно так небрежно к себе относиться, Морис? – спросила она его вместо приветствия. – У тебя же тут полуфабрикаты!
– Это не полуфабрикаты, – возразил Морис. – Фил все покупает в приличных местах, так что...
– Фил – это твой парень? – перебила Мэрион, обнаруживая неожиданное знакомство с некоторыми довольно личными фактами его биографии. Или Морис ей сам вчера разболтал? Остаток ночи словно растворился в тумане. Мэрион между тем недовольно покачала головой и сунула ему под нос какую-то остро пахнущую фигню. – Видишь? Видишь эти буквы “Е”? – возмущенно спросила она. – Содержит консерванты! Это нельзя есть!
Желудок у Мориса моментально скрутило в тугой узел, и он попытался вздохнуть, надеясь, что его не вывернет прямо тут.
– Что-то ты бледный, – сочувственно заметила Мэрион и, не задавая больше вопросов, сунула в руку кружку с горячим кофе. – Лучше присядь.
У Мориса было полное ощущение, что это он пришел в гости к Мэрион, а не наоборот. И, что самое поразительное, его это не злило, а скорее забавляло.
– У тебя есть алка-зельцер? – поинтересовалась она, усаживаясь напротив. – Или хотя бы аспирин?
Морис поставил локоть на стол и положил на руку гудящую голову.
– Где-то был, – сказал он задумчиво, не переставая откровенно разглядывать Мэрион. Она была такой славной и мягкой даже на вид — сплошные округлости и окружности. Широко раскрытые карие глаза, пухлые губы, темные волнистые волосы... И на ней, разумеется, была его рубашка: все на свете девушки знают, как трогательно выглядят в одежде мужчины, с которым переспали накануне. Выгнать девушку в своей рубашке может только последний садист.
Без тени смущения пошарив в ящиках и шкафах (подол при этом, конечно, тут же задрался, открыв чудесную круглую задницу), Мэрион разыскала таблетки, налила Морису воды и строго проследила, чтобы он проглотил первое и запил вторым.
Затем она проводила Мориса в постель, сделала массаж и неторопливо, со вкусом отсосала, стараясь не трясти его при этом слишком сильно. А когда Морис снова заснул, позвонила Филу с целью сдать дежурство и ушла, аккуратно прикрыв дверь. На остаток дня у нее еще были планы по спасению мира.
Чудесная, чудесная девушка! Морис перезвонил ей, как только пришел в себя.
3
Ровно через месяц, две недели, три дня, двадцать два часа, семнадцать минут и шесть секунд одетые по-спортивному Морис и Фил бежали по асфальтированной дорожке добропорядочного района Лос-Анджелеса с одинаковым тоскливым выражением на сонных лицах.
Мэрион, к этому моменту уже окончательно обосновавшаяся в их доме, сказала:
– Морис, тебе тридцать. Пора бы начинать заботиться о себе. Почему ты не бегаешь по утрам?
– Я занимаюсь йогой, – ответил Морис. – И пилатесом. А еще хожу в тренажерку трижды в неделю. И я там бегаю, Мэри, поверь мне – встаю на дорожку и бегу от инфаркта.
– Но это не одно и то же! – возмутилась она поставив перед ним чашку со свежим биойогуртом (без сахара и ароматизаторов, вкус натуральный), на которую Морис посмотрел немым укором, словно кот, которого собирались кастрировать. – Во-первых, солнце – это витамин D, который помогает от депрессии. Во-вторых, ты бежишь, дышишь свежим воздухом...
–... и выхлопными газами! – подхватил Фил, наливая себе кофе (без молока и кофеина). – Красота!
Мэрион взглянула на него строго, точно закон – на преступника.
– Между прочим, тебе бы тоже не помешало начать бегать! – заявила она.
Фил, который всю жизнь был уверен, что бегая по утрам от инфаркта можно прибежать прямиком к нему, недовольно поморщился.
– Но мне еще нет тридцати! – возразил он.
– Зато у тебя живот растет, – сказал Морис, глумливо ухмыляясь. У него-то самого живот был плоский, как экран телевизора. – Будешь продолжать есть бургеры на ночь – к тридцати не сможешь показаться в приличном обществе, не надев перед этим утягивающих трусов.
Фил послал ему свирепый взгляд, а Мэрион удовлетворенно улыбнулась и сложила вместе ладошки, точно ангел.
– Вот и решено, завтра побежите! – заключила она безапелляционно – словно гвоздь вбила в крышку гроба.
Словом, Мэрион сказала “бежать", и они побежали как миленькие.
– Я просто поверить не могу, что мы на это подписались, – запыхавшийся Фил резко остановился. Согнулся, схватившись за печень, а потом открутил крышечку бутылки с водой и разом выдул почти половину.
– Да не то слово! – мрачно отозвался Морис, тоже останавливаясь. – Сколько уже?
Фил посмотрел на шагомер.
– Два километра.
Морис кивнул, оглядывая жалко скрюченную фигуру приятеля, а потом ободряюще похлопал его по плечу.
– Пойдем-ка!
– Куда? – жалобно простонал Фил, которому меньше всего хотелось тащиться куда бы то ни было.
– Передохнем и выпьем кофе, – Морис кивком указал на уличную кафешку, что соблазнительно раскинулась невдалеке, маня прохладой и ароматом свежей выпечки.
– Кофе с молоком? – потянув носом, уточнил Фил.
– И с булочками! – пообещал Морис. – Давай, у нас есть минут двадцать, прежде чем дева Мэрион кинется нас искать.
Первое, что увидели Морис и Фил, когда вернулись домой с пробежки сытыми и довольными – развернутый в сторону входа монитор макбука, который был открыт на странице светских сплетен. Фотография Мориса и Фила, сидящих за столиком с кофе и булочками, сияла во весь экран.
– Вот чертовы папарацци, – сказал Морис даже с некоторым восхищением. – Надо же, какие шустрые!
Его телефон тотчас же возмущенно пискнул, принимая сообщение: "Морис, тебя опять поймали папарацци, вот ссылка".
– Да знаю уже, знаю, – проворчал он, снова бросая беглый взгляд на экран. – Наверное, мне пора избавиться от этой футболки, как думаешь, Фил? Выгляжу в ней как бомж. А жаль, мне она так нравилась...
Явно не слушая Мориса, Фил тяжело сглотнул, не сводя взгляда с фотографии: на ней его лицо было искажено голодной радостью, а щеки – набиты булками.
– Я выгляжу, как хомяк, – заметил Фил, и его голос обиженно дрогнул. – Как хомяк, черт возьми!
Морис поднял глаза от своего айфона.
– А тебя в первый раз что ли поймали? – уточнил он. – Хреново, приятель, понимаю. Ну да ничего, со временем привыкнешь. Они всегда выбирают самые жуткие снимки. А теперь соберись, Фил, и пойдем – нас еще ждет головомойка. Только имей в виду – я все свалю на тебя.
4
Мэрион вошла в их жизнь так просто и естественно, точно была в ней всегда. Она плотно взялась за Мориса с Филом: реорганизовала их дела, отстроила приходящую прислугу, – и все это без отрыва от прекрасно развивающейся карьеры и спасения мира.
Вернувшись однажды домой с очередных кинопроб, Морис обнаружил ее внимательно изучающей отчет об его собственных финансах, который бухгалтер вообще-то был обязан отдавать ему лично в руки в обстановке строжайшей конфиденциальности.
– Привет, Мо! – Мэрион улыбнулась как ни в чем ни бывало, а потом облизнула кончик указательного пальца и перелистнула очередную страничку. – Ты голодный?
Как и все настоящие женщины, она тоже считала, что сытый мужчина – довольный мужчина. Главное – не позволять ему жрать всякую калорийную фастфудную дрянь.
– Да нет, не особенно, – медленно ответил Морис, у которого от удивления даже аппетит пропал. – А откуда у тебя эти бумажки, милая? – поинтересовался он как можно спокойней, борясь с желанием немедленно отобрать у нее документы, а потом позвонить и в резких выражениях уволить Пола – бухгалтера и, очевидно, клинического идиота.
– Какие, эти? Да это Пол принес, – легко призналась Мэрион. – Мы с ним болтали на прошлой неделе, и он сказал, что обеспокоен состоянием твоих финансов, но ты его и слушать не хочешь! Ну, вот я и обещала ему разобраться. Ты бы присел, Морис! – заботливо добавила она, заметив, что он так и стоит столбом.
Морис на всякий случай потрогал подбородок – исключительно для того, чтобы проверить, на месте ли нижняя елюсть – или, может, уже упала на пол? – но за стол все-таки сел. Только один человек на всем белом свете смел обращаться с ним подобным образом – его мамочка, мир праху ее!
Однако Мэрион его ошеломленный вид ничуть не смутил. Сведя кончики пальцев вместе, она строго посмотрела через стол.
– Послушай, дело серьезное, – начала она так сурово, что он уже подумал: вот сейчас она скажет, что Морис – банкрот. Однако, к счастью, дела оказались не настолько плохи. – Если будешь продолжать жить, как сейчас, через три-четыре года твой дом продадут за долги, а тебе придется искать роли в третьесортных сериалах на кабельном, – продолжила Мэрион. – Ты ни во что не вкладываешься и ничего не зарабатываешь. Все эти роли в артхаусной фигне – тебе за них хотя бы платят?
– Я там снимаюсь не ради денег, – отмер Морис. – Мэри, ты просто не понимаешь... Это кино...
–...высокое искусство, бла-бла-бла, – неуважительно перебила она и даже плечами пожала презрительно. – Видишь? Я все понимаю. Но чтобы заниматься искусством, ты должен быть очень богатым человеком, Морис. Как, например, Джейк или Сэнди, – Мэрион кивнула на стеклянную стену, за которой приятели Мориса, отчаянные тусовщики и богатые бездельники, что убивали у его бассейна целые дни, выкуривая горы крепкой афганской травы, весело играли в мяч. – Ты – не они, Морис, тебе, как и мне или Филу, нужно еще пахать и пахать ради беспечной старости.
Морис взглянул за окно. Поймав его взгляд, Сэнди, хорошенькая дочка производителя зубной пасты, чей оборот ежегодно составлял почти миллиард долларов, улыбнулась, показав закованные в скобки зубы, и приветливо помахала рукой.
– И что ты предлагаешь? – поинтересовался Морис. Злиться на Мэрион долго он просто не мог. К тому же, надо признать, она действительно говорила дело. – Жениться на Сэнди?
Мэрион склонила голову на бок, словно задумавшись, а потом кивнула.
– А что, это тоже вариант. Она ведь без ума от тебя, Мо, так что вряд ли с этим будут проблемы. Но я вообще-то думала о другом. Тебе нужно открыть продюсерскую компанию.
Морис с удивлением воззарился на Мэрион.
– Милая, ты хоть представляешь, сколько в Голливуде продюсерских компаний? – снисходительно отозвался он. – Чем мы будем заниматься?
Однако энтузиазм Мэрион казался неисчерпаемым.
– Да чем угодно, – с готовностью ответила она. – Книги, комиксы, мультфильмы, независимое кино, музыка, интернет-проекты – зачем себя ограничивать? Компаний полно, ты прав, но они все по большей части здоровенные. Им не хватает гибкости, быстроты реагирования, а ты будешь сам себе хозяин. Подумай только, Мо: у тебя по любому поводу будет последнее слово!
Морис задумчиво взглянул на раскрасневшееся от возбуждения лицо Мэрион. Ее идея уже не выглядел такой уж безумной. Наоборот, она вдруг показалась ему гениальной. Все-таки Мэри была настоящим сокровищем.
– Иди сюда, – сказал он и положил Мэрион руку на затылок, притягивая к себе через стол, чтобы поцеловать. Наблюдавшая за ними через окно хорошенькая Сэнди разочарованно отвернулась. – Ладно, какого черта! Давай составлять бизнес-план.
Свою компанию Морис назвал More.
6
В жизни у Мэрион было множество правил, а в постели – всего одно: всем присутствующим должно быть хорошо и комфортно. А уж сколько будет этих всех, совершенно неважно. Так что в один прекрасный вечер, когда замешкавшийся было Фил на цыпочках крался мимо их с Морисом спальни к выходу, стараясь случайно не обратить на себя внимание Мэрион, она окликнула его.
– Филипп, милый, это ты? – спросила Мэрион. – Не убегай, а иди-ка лучше к нам! – и пододвинулась на постели, чтобы освободить для него место.
Фил замер, а потом бросил быстрый взгляд на Мориса. По установившемуся у них негласному правилу Фил не вмешивался в его личную жизнь, деля с ним постель лишь в тех случаях, когда Морис не спал с кем-нибудь еще. Однако в этот раз его любовник и по совместительству босс лишь улыбнулся и сделал приглашающий жест.
– Верно, Фил, иди к нам.
Все еще до конца не веря в происходящее, он переступил через порог и неуверенно направился к кровати, тайно подозревая, что это все какой-то розыгрыш или, может, сейчас выяснится, что его позвали принести еще вина. Однако Мэрион, осуждающе покачав головой, схватила его за руку и потянула к себе, так что ему ничего не оставалось, как под пристальным взглядом Мориса скинуть ботинки и залезть на пружинистый матрас, покрытый кремовым шелком простыней. Чувствовал он себя при этом самым странным образом.
– Ну, привет, Фил! – сказала Мэрион, просияв своей чудесной открытой улыбкой. – Я Мэрион.
Как будто он был не в курсе, как звали похитителя его короля вместо со всем их общим королевством!
– Привет, – только и успел промямлить Фил, прежде чем Мэрион засунула ему в рот язык.
Филип замер, тайно подозревая, что где-то пути к этой спальне у него оторвался тромб, и он умер. Должно быть, то, что сейчас происходило, было просто видением, развлекающим его на пути к тому свету.
Словно подтверждая эту мысль, Морис моментально оказался у него спиной – поцеловал в затылок, туда, где обрывалась линия рыжеватых волос, а потом за ухом, обдав щеку Фила горячим дыханием.
– Спасибо, что заглянул, малыш, – промурлыкал он, вызвав у него мурашки по всей спине и мгновенный железобетонный стояк.
Оторвавшись от Фила, Мэрион облизнулась, точно довольная кошка, а потом повернулась к Морису и предложила ему свои полуоткрытые губы, не переставая при этом поглядывать на нового участника игры. Видеть вблизи, как они целуются, оказалось до того волнующе, что Фил даже на секунду прикрыл глаза, пытаясь отдышаться.
Однако такой возможности ему не дали.
– А теперь вы поцелуйтесь, – потребовала Мэрион, подтолкнув их друг к другу. – Хочу посмотреть.
Фил, который еще ни разу в жизни не делал это с другим мужчиной при свидетелях, запнулся, и Морис, хмыкнув, сам положил ему руку на затылок и притянул к себе, в то время как Мэрион принялась ловко и быстро раздевать.
Казалось, они с этой новенькой девчонкой понимают друг друга с полувзгляда, и Фила на секунду кольнуло – сам он спал с Морисом уже давным-давно, однако о подобной гармонии у них и речи не шло.
Когда все трое разделись и нацеловались до боли в губах, Мэрион бегло, но с явным удовольствием оглядев обоих мужчин, распределила роли.
– Фил, ты сзади, – сообщила она, бросая ему резинку. – Морис?
– Дева Мэрион?
– А ты давай иди сюда, – и Мэрион повернулась к нему боком.
Наблюдая, как они соединяются, Фил усиленно повторял таблицу умножения, чтобы не опозориться во время первой же в жизни оргии. Остальные участники ménage à trois (это ведь так называется? о Боже, завтра будет надо уточнить у Мориса!), похоже, были куда спокойней.
– Теперь ты, Филипп, – сказала Мэрион, улыбаясь ему через плечо, словно добрая самаритянка, и он придвинулся ближе и выдавил на ладонь немного смазки.
– Только сначала согрей ее, – посоветовала Мэри так, будто ему и правда требовалась подсказка. Она лежала на боку, перекинув одну ногу через бедро Морису и буквально подрагивала от нетерпения.
Пристроившись к ней сзади, Фил бросил быстрый взгляд на Мориса. Тот улыбнулся в ответ, терпеливо ожидая, пока он закончит возиться, и Фил неожиданно заметил морщинки в уголках его глаз. Реальность происходящего ударила Фила, словно молот, и на секунду он даже задохнулся – от волнения причастности и головокружительной нежности.
– Морис, – выдохнул он – и надавил.
Морис с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, резко сжав его плечо рукой, а Мэрион издала глухой стон. Она была горячей и просто чертовски тугой – должно быть, все из-из того, что сквозь тонкую перегородку в ее теле Фил и Морис чувствовали малейшее движение друг друга. Ощущение было – просто не описать словами.
– Прекрасно, – выдохнула Мэрион. – Просто прекрасно. Так здорово, что вы можете делать это одновременно.
Фил по-прежнему был так близко и видел Мориса так ясно, что просто не мог не заметить, что при этих словах его лицо вдруг странно исказилось, – застыло, точно мертвое, – а в глазах мелькнуло нечто такое, от чего сразу же захотелось отвести взгляд. Впрочем, это продолжалось всего долю секунды. Словно поняв, что невольно выдал о себе какую-то тайну, Морис моргнул, улыбнулся – и тут же прижался губами ко рту Мэрион, прервав все продолжающийся поток ее признаний.
А потом он начал двигаться, и Филу стало ни до чего.
7
Когда спустя еще полгода Мэрион заявила, что хочет отметить собственный двадцать третий день рождения не только со своими мальчиками, но и с семьей, мальчики здорово приуныли. Про семью Мэрион они знали только, что ее родные живут в Мексике, и что у нее семь совершеннолетних братьев. Филу представлялась толпа мрачных татуированных качков, которая непременно хорошенько отпиздит их с Морисом, как только разберется кое в каких деталях их личной жизни. Судя по мрачному лицу Мориса, его посещали схожие мысли.
Однако спорить с Мэрион было все равно что пытаться остановить ураган "Катрина".
Так что в назначенный день все трое сели в рэпперский черный “Эскалейд” Мориса (Мэрион настояла, чтобы они предпочли эту машину маленькому красному “Лексусу”, аргументируя свое решение коротким “семья не поймет” – отчего, понятно, мужчины скисли еще больше) и покатили в сторону мексиканской границы.
Путь был долгим и мучительным, но прибытие оказалось еще хуже. Когда они наконец доехали до славного домика в центре большого зеленого двора и Мэрион сказала: “Здесь!”, одновременно нажимая на клаксон, к их авто тотчас же бросилась толпа мексиканских головорезов. Их было так много, что Фил с трудом подавил желание заблокировать двери машины, а Морис побледнел и весь подобрался в своем кресле. Судя по его напряженному лицу, он пытался вспомнить слова хоть какой-нибудь молитвы – ну, просто на всякий случай.
– Твою мать, ну мы и попали, – выразил он общее похоронное настроение, глядя, как эти здоровенные лоси обнимают визжащую от радости Мэрион.
Ее братья выглядели даже хуже, чем Морис воображал – а воображение у него было богатое. Наверное, подумалось ему, эти здоровяки в одиночку забивают быков голыми руками. Кроме братьев, Мэрион встречал весьма бодрый отец (Морис узнал его по фотографии, которая была у Мэрион вместо скринсейвера в компьютере), сурового вида бабка с клюкой и целая толпа разновозрастных родственников в яркой национальной одежде. Когда, бесцеремонно распихав всю разноцветную кучу, к Мэрион со счастливым воплем кинулась женщина с таким же как у нее лицом, только лет на двадцать старше, Морис и Фил окончательно поняли, что влипли. Их привезли знакомить с родителями – что могло быть хуже?
– Морис! – крикнула разрумянившаяся от радости Мэрион, подтверждая их худшие подозрения. – Фил! Выходите! Хочу представить вас своим.
– Ну, понеслось, – сказал Морис, отстегиваясь и складывая губы в доброжелательную улыбку. – Прощай, Фил, не поминай лихом! Если что – выезжай задом и беги. Я тебе оставляю ключи.
На этом он открыл дверь и, вынырнув из машины, распрямился и легко шагнул в толпу. Филу ничего не оставалось, как последовать за ним.
Светясь от гордости, Мэрион взяла их за руки и подвела к родителям.
– Мам, пап, это Морис Лурье, мой парень, – сказала она торжественно. – А это – Фил Стенли, мой парень.
Возникшая пауза ощущалась почти физически. Все затаили дыхание, и даже ветер, казалось, перестал шуметь среди деревьев. Глядя на бесстрастные обветренные лица вокруг, Фил отчетливо понял: вот они-то его сегодня и похоронят. Скосив взгляд на Мориса, он даже не усомнился, что тот думает примерно так же.
Спасение пришло, откуда не ждали.
– Во дает! – раздался откуда-то сбоку дребезжащий голос, говорящий, тем не менее, на вполне приличном английском. Бесцеремонно растолкав братьев, на первый план протиснулась бабка с клюкой. – Я всегда знала, что ты у нас девка – не промах! Таких красавцев отхватила, ишь! – подойдя к Филу, она чмокнула его в щеку беззубым ртом и при этом от души ухватила за зад, сопроводив свои действия еще одной фразой по-испански, от которой Мэрион вдруг покраснела, как помидор.
Услышав ее, один из братьев засмеялся, за ним – другой, а потом смех пошел по рядам, и как-то сразу вдруг стало ясно, что опасность миновала: вокруг стало шумно и весело, и неловкость куда-то ушла. Теперь все приветливо улыбались, обнимали Мориса с Филом, называли свои имена, хлопали по спине и куда-то тащили.
Через голову буквально повисшей на нем одной из сдобных тетушек Мэрион Морис обернулся к Филу и, облегченно улыбнувшись, залихватки ему подмигнул. У Фила отлегло от сердца. Кажется, знакомство все-таки удалось.
За столом Фил оказался стиснут двумя братьями Мэрион, Хуаном и Карло. Морису, на его взгляд, повезло больше – его соседками оказались Мэрион и ее бабка. Сам Морис, явно находящийся в эйфории оттого, что угроза неминуемой смерти миновала, был в ударе – шутил и ухаживал за дамами, чем моментально очаровал всех родственниц Мэрион без исключения. Да что там, даже ее суровый отец благосклонно улыбался в усы и то и дело предлагал Морису выпить с ним текилы.
Мэрион, просто светящаяся от счастья и оттого просто головокружительно красивая, смеялась и без конца протягивала Филу руку через стол, беспокоясь, что он чувствует себя одиноко. Почему-то каждый раз, чувствуя пожатие ее маленькой руки, он приходил во все более мрачное расположение духа и все никак не мог понять, что именно его так расстраивает.
Наблюдая за всем этим балаганом, Хуан похлопал его по плечу.
– Похоже, ты делать моя сестра счастливой, – неожиданно сказал он, придвигая к нему стопку текилы. – Тебя Мэрион любить больше, чем того, второго.
Фил машинально проглотил текилу, даже не ощутив вкуса.
– С чего это ты взял? – спросил он. Одна мысль о том, что кто-то настолько прекрасный, как Мэрион, может предпочесть его со всех сторон идеальному Морису, казалось полным бредом. Яснее ясного, эти двое были созданы друг для друга. А Фил? Фил просто примазался.
Однако Хуан загадочно улыбнулся, наливая ему еще.
– Интуиция! – гордо возвестил он. – Морис веселый, а ты... как это? Надежный. Мэри любить надежный.
Не зная, что ответить, Фил посмотрел через стол, где уже порядком набравшийся Морис обсуждал с бабкой Мэрион различные способы заниматься сексом втроем.
– С чего вы взяли, что кто-то всегда будет лишним? – интересовался он. – Это же просто предрассудки! Мэрион, переведи ей... Или нет, лучше дай салфетку... – Морис вытащил маркер, который носил при себе на тот случай, если вдруг придется давать автографы, и быстро нарисовал на бумаге хорошую, понятную и предельно непристойную картинку. – И это только один из вариантов!
Он придвинул рисунок бабушке, которая тут же плотоядно ухмыльнулась и одобрительно зацокала языком. Мэрион посмотрела на нее с обожанием. Забегая вперед, стоит сказать, что потом Фил увидел эту картинку на одном из фанатских сайтов. Сходство персонажей с героями одного тайного тройственного союза было просто исключительным, так что за нее вполне справедливо просили четыре тысячи долларов. Фил купил рисунок, не сходя с места.
Все еще смеясь, Мэрион уткнулась Морису в плечо и что-то прошептала на ухо. А потом снова посмотрела на Фила – серьезно, без улыбки – и у него вдруг замерло сердце.
– Видишь? – сказал Хуан торжествующе. – Я знать моя сестра!
На этом, наверное, пришло время поговорить о Филе.
Примечания:
More – название компании переводится как “больше”. И при этом оно созвучно с кратким вариантом имени Мориса.
Дева Мэрион – героиня легенд о Робин Гуде, его возлюбленная.
Глава 3. Филипп
Глава 3. Филипп
1
– Расскажите мне о Филиппе Стенли.
Морис вздохнул, соединяя перед собой подушечки длинных пальцев, и посмотрел на доктора Купер.
– Мы теперь все время с вами будем играть в эту игру, доктор? – поинтересовался он. – Описать его одним словом, да?
– Морис.
Он склонил голову, словно и правда чувствовал себя виноватым.
– Я опять отвечаю вопросом на вопрос. Вообще-то на просьбу, а не на вопрос, но я понял, да. Филипп Стенли работал моим личным помощником четыре года. Мы были друзьями и мы были любовниками. Теперь, полагаю, мы ни то, ни другое. Просто поразительно, что он не подал на меня в суд за харассмент.
– Он мог бы это сделать?
– Если бы захотел.
– И почему, по-вашему, он не захотел?
Морис поерзал на своей кушетке. Лицо его оставалось почти бесстрастным – немного скуки, немного внимания и много-много терпения. Обычная маска кинозвезды, измученной бесконечным потоком одинаковых вопросов.
– Возможно, потому, что по-прежнему считает меня своим другом, – наконец сказал он. – А с друзьями не судятся за харассмент.
2
Фрейд говорил, будто все люди от природы бисексуальны. Херня. По-настоящему бисексуальных людей, тех, кто в равной степени любит хуй и пизду, единицы. Всем нужна определенность, все хотят принадлежать к какому-то лагерю, чтобы без труда узнавать в толпе своих, чтобы знать, за кого стоять стеной, а кому бить морду.
Морис был одним из тех, кто стоял ровно посередине, не отклоняясь ни в одну сторону. Его тело в равной степени реагировало на мужчин и женщин, насилие и подчинение, обладание и принадлежность. При этом он вовсе не был всеядным и неразборчивым в связях, нет. Траектории его сближения всегда определял трезвый расчет пополам со звериным телесным инстинктом.
Фил видел это, но не мог понять до конца. То, как Морис без труда находил среди сотен людей тех, кто разделял его взгляды, было неподвластно сознанию личного помощника. Его любимый и единственный клиент завязывал отношения с легкостью и разрывал без труда, не проливая ни слез, ни крови – кроме одного давнего раза, обсуждение которого было в их с некоторых пор общем доме под безмолвным, но абсолютным запретом.
Филип Стенли давно определился с тем, по какую он сторону баррикад. Фил был там, где мужчины любили женщин, а не других мужчин.
А как же Морис, спросите вы? Разве их отношения не означали, что Фил тоже был как минимум посередине? Фил и сам не мог понять, почему его так потянуло к Морису. Он всегда был самым обычным парнем — в школе в меру хулиганил, в положенное время поцеловал свою первую подружку, а через два года впервые переспал — уже с другой, постарше, из колледжа. Потом у него были еще девушки — не то чтобы очень много, но достаточно для того, чтобы определиться со своими сексуальными интересами. К парням его не тянуло никогда. Фил не влюблялся ни в друзей, ни в звезд киноэкрана, не фантазировал об учителях литературы и не тянулся к высокому искусству.
Так что если бы вы спросили самого Фила, он бы твердо сказал: нет, я не гей. Что, Морис? Он был исключением. Морис был особенным.
Фил помнит их первую встречу, словно это случилось вчера. В ночном клубе было шумно, и их общему знакомому Гаррету, знавшему, что Фил ищет работу, а Морис — помощника, и решившему их свести, приходилось кричать, но они все равно почти ничего не слышали.
Морис выглядел обычным — разве что чуть более... как бы это сказать поточнее?.. глянцевым, что ли, чем те парни, с которыми Филу приходилось общаться раньше. Не красавец, но заметный, с крупными грубоватыми чертами лица, он определенно привлекал внимание — и высоким ростом, и статью, и очевидной, почти равнодушной самоуверенностью, свойственной людям, привыкшим к тому, что на них без конца глазеют. На Морисе были линялые джинсы, довольно узкие, футболка с каким-то абстрактным рисунком, и черные кроссовки, будто он собрался на рок-концерт. Дополняла образ бутылка пива, правда, как тут же отметил наученный общением с любителями алкоголя Фил (долгая история, вернемся к ней позже), почти нетронутая. Морис был в очках в широкой роговой оправе — студент на каникулах или, может, молодой учитель на отдыхе. Волосы темные, почти черные, и густая челка длинновата — ниже широких бровей, на которые все время падала, заставляя Мориса без конца убирать ее со лба привычным, почти механическим жестом.
Фил заметил все это с одного взгляда, словно кадр с появлением Мориса отпечатался на сетчатке его глаза, запомнил во всех ненужных подробностях, будто что-то важное. Это было странно. Обычно все, что Фил мог сказать о внешности других мужчин — это «обычный», «тощий такой», «рыжий». Никаких деталей, необходимых для составления фоторобота — он запоминал самую яркую черту, и этого было достаточно.
Гаррет между тем обнял Мориса за шею и начал трубить ему что-то в самое ухо, указывая при этом на Фила. Морис морщился, кивал, а потом, едва обменявшись с Филом крепким рукопожатием, сделал знак в сторону выходу. Затем, даже не дожидаясь реакции, поставил пиво на барную стойку и не оборачиваясь пошел к двери. Фил, разумеется, поспешил за ним.
Они вышли на задний двор, скудно освещенный единственным фонарем. После шума ночного клуба здесь было просто удивительно тихо. Морис, быстро оглядевшись в поисках фотографов, достал из нагрудного кармана рубашки сигареты, щелкнул зажигалкой и глубоко, с удовольствием затянулся. Потом уже Фил просек фишку: Морис все делал с удовольствием. Если какое-то дело было неприятным, он всегда находил возможность переложить его на кого-то другого.
– Ну ладно, – сказал Морис. – Фил, верно?
Тот кивнул.
– Так вот, Фил, мне нужен помощник. Принимать звонки, составлять расписание, знать, когда я с кем встречаюсь и где... Ты следишь за моей мыслью?
Фил снова согласно опустил голову.
– То есть не допускать к вам тех, кого вы не хотите видеть, и организовывать встречи с нужными людьми? Это я могу. Что-нибудь еще? Отдавать одежду в чистку?
Морис хмыкнул.
– Нет, этим занимается домработница. Нужно только следить, чтобы она вовремя приходила.
– Готовить?
– А ты умеешь?
Фил неопределенно пожал плечами.
– Немного.
– Нет, готовить не надо. Но если я прошу быстро явиться ко мне... куда угодно, нужно не задавать вопросов, а быстро сесть за руль и приехать так, чтобы никто ничего не заметил.
– Значит, функция «трезвый водитель». Понятно.
Кивнув, Морис снова затянулся.
– Что-то вроде того, – согласился он, выпуская дым. Потом помолчал, раздумывая. – Но главное, Фил, нужно помалкивать — никому не говорить о том, что у меня происходит, ни с кем меня не обсуждать, даже с подружкой или мамой... Ты меня понимаешь?
– У меня нет подружки, – ответил Фил. – А мама давно умерла.
– Извини. Парень есть?
– Я не по этой части.
– Понятно, – Морис снова выдохнул колечко дыма и посмотрел на дверь клуба. – Ладно, пора возвращаться. А пока я докуриваю, убеди меня, что я должен взять именно тебя. У тебя еще есть секунд тридцать.
3
Работать с Морисом оказалось непросто, но интересно. Он был хорошим боссом – не кололся, не растлял малолеток, не совершал кучи других омерзительных мелочей, к которым часто бывают склонны люди, которые долго шли к успеху через унижения, а потом, поднявшись на вершину, решали, что теперь пришла их очередь причинять другим страдания.
Морис не сидел на странных диетах, не увлекался мистическими учениями голливудских шарлатанов и не искал Бога через Интернет. Он был нормальным – насколько может быть нормальным парень, живущий ненормальной жизнью в ненормальном голливудском обществе.
Правил у него было немного: никаких детей, животных и гостей на его территории, никакого табачного дыма в помещении, а за звонок, принятый после второго, а не после первого гудка, следовал незамедлительный штраф.
Официально раз в неделю Филу полагался выходной, но родных у него не было, а знакомые быстро стали общими. Так что воскресенье мало чем отличалось от других дней недели: с утра Фил ехал в Санта-Монику на пляж, но уже с девяти утра начинал поглядывать на телефон, а еще через час словно бы случайно забредал в небольшое кафе с видом на океан, где любил завтракать Морис. Остаток дня они обычно проводили вместе, растворяясь в компании бесконечного разнообразия приятелей, которые липли к общительному, обаятельному Морису, точно мухи к меду.
Со временем Фил перестал удивляться всему – и легкости отношений, царившей в местном обществе, и странностям других людей, и удивительным, а порой и жутковатым обычаям и привычкам окружающих, казавшихся здесь совершенно нормальными.
Как-то раз, явившись к Морису поутру, он обнаружил босса сидящим за кухонным столом в окружении каких-то штук явно медицинского назначения. Стоявший над ним сухощавый лысеющий мужчина набирал что-то в шприц, не переставая сердито выговаривать Морису:
– Ну как можно доводить лицо до такого состояния?! А ну-ка, улыбнитесь. Шире, вот так. А теперь сморщите нос... Поднимите брови... Видите, у вас тут просто коллагеновый провал?
Морис, послушно корчивший гримасы по приказу своего сурового гостя, виновато улыбнулся.
– У вас есть лед? – отрывисто спросил тот, протирая ему лоб ватным тампоном.
Фил молча подошел к холодильнику, но, покопавшись в морозилке, искомого не обнаружил.
– Есть замороженный горошек, – подал он голос. – Доброе утро, Морис. А вы?...
– Доктор Айзенштейн, – обронил человек со шприцом так, словно это Филу о чем-то говорило. – Давайте сюда, – он, не глядя, протянул Филу свободную руку, и тот положил на нее покрытый изморозью пакет.
– Привет, Фил, – сказал Морис, – Я не слышал, как ты пришел.
– Так, не дергайтесь, – сурово перебил его доктор Айзенштейн. – Поднимите брови... – и он воткнул шприц ему в лоб.
Фил, не переносивший вида иголок, ощутил, что его замутило, и отвернулся.
– Ну, вот и все, – донесся до него голос доктора. – Теперь прижмите что-нибудь холодное, чтобы снять красноту. И месяца через три, Морис, запишитесь ко мне на прием, я посмотрю вашу носогубку... Вашему другу что-нибудь нужно?
– Фил? – позвал Морис, от души ухмыляясь – он уже был в курсе, как тот не любит уколы. – Доктор интересуется, как поживают твои морщины. Не хочешь от них избавиться?
Фила передернуло.
– Нет, не надо, – быстро сказал он. – Мне дороги мои морщины, спасибо большое. К тому же меня пугает ботокс – не хочу, чтобы вместо лица потом была маска.
Доктор, уже начавший собирать свои жуткие инструменты и склянки, фыркнул, словно недовольный жеребец
– Какой еще ботокс? – возмущенно возразил он. – Это же чистая гиалуронка!
– И все равно – нет, спасибо! – решительно отказался Фил, и Морис кашлянул, явно борясь со смехом и при этом не переставая прижимать замороженный горошек ко лбу. – Я буду в гостиной, Морис, если понадоблюсь. Всего хорошего, доктор Айзенштейн!
Когда Морис вышел из кухни, на ходу убирая бумажник в задний карман джинсов, Фил уже успел проверить его почту и согласиться от его имени на два интервью.
– А где твой горошек? – поинтересовался он. – Слышал, что сказал доктор Айзенштейн? Может быть синяк, а у тебя сегодня телевидение.
Морис беззаботно пожал плечами.
– К черту горошек, – сказал он. – Посмотри лучше, что у меня есть...
С этими словами он прошел прямиком к одному из сейфов, разбросанных по дому, – этот был спрятан за картиной в гостиной, – и, не особенно скрываясь, набрал код. Фил деликатно отвел глаза. Порой беспечность Мориса его просто поражала.
– Смотри! – с следующую секунду перед ним на стол лег новенький, пахнущий оружейной смазкой пистолет, а также здоровенная коробка патронов и глушитель.
Фил замер.
– Полагаю, разрешения на него у тебя нет? – он даже не спрашивал – утверждал.
Хмыкнув, Морис высыпал на руку несколько патронов и принялся заряжать пистолет – да так ловко, словно только этим всегда и занимался.
– Это Джейк притащил, – обронил он как ни в чем ни бывало. – Брат его подружки как-то связан с трафиком героина и пушек из Мексики. Но тот парень уверял, что пистолет чистый, Филипп, так что не дергайся ты так. – Он щелкнул предохранителем и прицелился в чайку, летящую за окном. – Красота какая, а? Держишь его – и хуй словно удлиняется вдвое. Тебе стоит попробовать, точно говорю! Хочешь?
– Нет, спасибо, – Фил осторожно отвел от себя его руку с оружием. – А глушитель тебе зачем?
– Это подарок, – беззаботно ответил Морис и сунул пистолет за ремень своих джинсов, сзади, а потом небрежно поправил подол футболки – Ладно, поехали!
Фил сглотнул.
– Куда? – тяжело спросил он, уже представляя себя участником вооруженного налета.
– Испытывать, конечно, – нетерпеливо пояснил Морис. – Давай, давай, патроны прихвати! Будет весело.
Морис был прав – это и правда оказалось весело. Для него. По дороге они еще зацепили ящик пива, и Морис со смеху умирал, когда Фил каждый раз сжимался при виде дорожной полиции. Незарегистрированный пистолет лежал перед Морисом в бардачке, и время от времени он вытаскивал его, чтобы взвесить на руке или погладить дуло. Непонятно почему Филу каждый раз хотелось отвести глаза.
Когда они притащились на пустырь, Фил был уже почти болен от беспокойства и нервного возбуждения. Так что он отпил из предложенной пивной бутылки прежде, чем успел подумать, кто же сядет за руль на обратном пути.
Морис тем временем выстроил пустые бутылки батареей и прицелился.
Бам!
Темное стекло разлетелось вдребезги, подняв тучу мелких брызг.
Бам!
– Теперь ты, Фил! Ох, ну давай же! – Морис улыбался, глядя на него своими темными глазами, взгляду которых было просто невозможно противостоять.
Поколебавшись, Фил принял у него из рук теплый ствол. Примерил к руке, оценивая форму и вес, потом прицелился...
Бам!
Еще одна бутылка рассыпалась брызгами.
– Неплохо! – одобрил Морис, делая очередной глоток. – Ты где учился стрелять?
Фил пожал плечами, снова прицеливаясь.
– Отец научил. Прежде чем свалить от нас с мамой.
Он снова выстрелил, вздрогнув от отдачи.
– Ты один в семье? – поинтересовался Морис будто бы мимоходом. С той самой первой встречи они ни разу не делились воспоминаниями детства – все-таки не друзья, просто работали вместе, так к чему эти откровенности?
– Нет, у меня две сестры, – Фил передал оружие Морису и снова взял в руку пивную бутылку. В конце концов, подумалось ему, можно было потом вызвать такси. – С тех пор, как мать умерла, мы почти не общаемся. Сестры обе семейные... Живут в Вермонте. А тебя кто научил?
– Отчим, – Морис прицелился.
– Он жив?
Бам!
– Угу. В Канаде. Думаю съездить к нему на День благодарения.
Это отличалось от официальной версии биографии Мориса, вывешенной в Интернете, но Фил пока решил не уточнять.
– А мама?
– Мама умерла.
– Прости.
– Ничего, это уже давно было. Твоя очередь! – и Морис снова отдал ему пистолет.
Вопреки уговорам Фила, обратно они поехали на машине. Морис просто сел за руль и сказал:
– Считаю до трех и уезжаю!
И Фил сдался. Морис гнал так, словно специально напрашивался, и вселенная поспешила пойти ему навстречу. Когда до них донеслись звуки полицейской сирены, Фил буквально ощутил, как у него душа уходит в пятки.
Морис остановился как ни в чем ни бывало и расслабленно откинулся на сидении.
– Ты только не забудь внести за меня залог, Фил, – беззаботно усмехнулся он.
И тут Фил вдруг с кристальной ясностью понял, что сейчас случится. Полиция подойдет, и Морис начнет отрицать, что пил. Ему ведь еще ехать на телевидение, так что ночь в обезьяннике не входит в планы. В общем, он не признается. Так что полиция станет настаивать, а он – злиться. Возможно, даже пошлет кого-нибудь нах – за ним не заржавеет. Тогда они вытащат его из машины силой, положат лицом на капот и обыщут здесь все, включая бардачок.... Но это – если Морис будет за рулем, сказал кто-то в голове Фила. Определенно кто-то умный, потому что идея оформилась в голове молниеносно – словно перед мысленным взором появилась табличка с верным ответом. “Если притвориться, что Морис был слишком пьян, чтобы вести машину, и попросил друга сесть за руль, к нему и его автомобилю никто не прицепится” – вот что было на ней написано. И Фил принял решение.
– Меняемся, быстро! – сказал Фил, глядя в зеркало заднего вида, как открывается дверь полицейской машины и боясь лишь одного – не успеть.
Морис лениво улыбнулся, поднимая бровь в явном непонимании. Коллагеновый провал над ней никуда не делся, некстати заметил Фил, и почему-то это его странно порадовало.
– Что?
– Немедленно отстегивайся, твою мать! – рявкнул Фил и с силой дернул ручку, отодвигавшую кресло назад.
Морис моргнул. Посмотрел назад, потом на Фила, а после – на бардачок. И тут до него наконец дошло – это было явно видно по его вмиг протрезвевшим глазам. Не задавая больше вопросов, он моментально щелкнул застежкой ремня безопасности, отъехал в кресле назад и потянулся к Филу – меняться местами.
Автомобиль была маленькоий – крошечная спортивная машинка, в которой и не развернуться толком. Так что совершить такой маневр было непросто – им пришлось плотно прижаться друг к другу, прежде чем Морис оказался на пассажирском сидении, а Фил – за рулем.
– Черт, Фил, – нервно прошептал Морис. – И как я только не подумал...
Фил поднял на него глаза, и вот тут-то все и случилось. Бывают такие моменты, которые вдруг растягиваются на века – да что там, просто навеки останавливаются, точно вовремя пойманный кадр. Фил увидел вблизи его гладко выбритую щеку и красноватое пятнышко от укола на лбу, и у него вдруг остановилось дыхание. От Мориса пахло смесью пива, сигарет и геля для бриться, и от этого запаха, а еще больше – от близости его приоткрытых ярких губ у Фила вдруг встало, как никогда.
– Быстрее, – лихорадочно сказал он, подавляя неизвестно откуда взявшееся и совершенно иррациональное желание прижать его бедра к своим.
Морис посмотрел на него с выражением, которое Фил не смог разгадать, и наконец устроился на пассажирском сидении. Щелчок ремня безопасности вывел Фила из ступора, и оба синхронно улыбнулись в окно полицейскому.
– Здравствуйте, офицер! – сказал Фил, молясь, чтобы Морис не посмотрел вниз.
Однако его надеждам было сбыться не суждено.
– Чем мы можем помочь? – подватил Морис. А потом положил ему руку на внутреннюю сторону бедра и лениво провел вверх, не переставая невинно улыбаться.
Именно в этот момент Фил понял, что пропал. Он был окончательно и бесповоротно влюблен в Мориса Лурье.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ ЗДЕСЬ
Глава 4. Трое
Глава 5. Адриана
Глава 6. Эмилио
Глава 7. Смерть
Глава 8. Боль
Глава 9. Одиночество
Глава 10. Другие
Глава 11. Адриан
Глава 12. Грех
НОВОЕ! Глава 13. Морис
НОВОЕ! Глава 14. Прощание
НОВОЕ! Эпилог
Название: Близость.
Тип: гет, слеш
Жанр: ангст
Предупреждения: мат
Рейтинг: hard R/NC17
Размер: макси
Статус: ЗАКОНЧЕН
Краткое содержание. Может показаться, что карьерные неудачи голливудского актера и продюсера Мориса Лурье – следствие его запутанной частной жизни: он живет одновременно с молоденькой певичкой Мэрион и своим ассистентом Филиппом, постоянно впутывается в сомнительные связи и чрезмерно увлекается обезболивающими препаратами. Однако его психоаналитик доктор Купер, с которой он работает над последствиями давней личной травмы, уверена: проблема в том, что Морис просто не умеет доверять никому, и прежде всего — самому себе...
От автора: спасибо дорогой banaantje за то, что вдохновляла, помогала с кастингом, комментировала каждый чих и трепетно держала за руку. Без нее бы ничего не написалось.
БЛИЗОСТЬ
Глава 1. Джеральдин
Глава 1. Джеральдин
1
– Большинство людей не любит секс, – сказал Морис. – Порой мне кажется, что все эти волнение и трепет, когда кто-то прикасается — лишь паника от того, что нарушают ваши личные границы. Вдумайтесь, доктор Купер: часть чужого тела проникает в ваше – или наоборот. В любом случае, это пугает, разве нет?
Доктор Купер наклонила голову, словно размышляя над его вопросом, и украдкой посмотрела на часы. Времени до конца сессии оставалось всего ничего. Значит, пора закругляться. Однако задать еще один-два вопроса она успевала.
– Вас пугает близость, Морис?
Он бросил на нее удивленный взгляд. Глаза у него, с неудовольствием отметила Купер, были очень красивые — большие, темные, в пушистых ресницах. Самые подходящие для кинопродюсера, которому все время приходится просить деньги. Ведь как можно отказать человеку, у которого во взгляде — вся скорбь еврейского народа?
– Почему вы так решили, доктор? – спросил Морис, устаивая свои длинные ноги поудобней. Это была их пятая встреча, а он по-прежнему постоянно отвечал вопросом на вопрос, хотя Купер тысячу раз просила его так не делать. Это не допрос, нет, уточняла она, просто если они предаваться диалектике вместо того, чтобы работать, результатов не будет. В этот раз доктор держала паузу, пока до него не дошло. – Ох, опять я это делаю, да? Простите. Нет, я не интимофоб. На самом деле, у меня в жизни больше близких отношений, чем у большинства других людей... Я не хвастаюсь, нет, просто это факт. Мне нравится близость — эмоциональная и сексуальная. Мне нравится проникать в чужое личное пространство. Это очень волнующе, это так интимно...
Часы на столике перед доктором Купер тихонько пискнули, возвещая об окончании сессии, и Морис тут же замолчал, словно необходимость продолжать тут же отпала.
– К сожалению, время вышло, – сказала Купер. – Увидимся на следующей неделе.
– Спасибо, доктор, – он тут же поднялся с кушетки, на которой просидел последний час, одним легким движением – так, словно только и ждал, когда придет время уходить. Другие ее клиенты старались задержаться хотя бы ненадолго, хоть на несколько секунд – чтобы закончить фразу, задать еще один вопрос, обменяться взглядом, намекающим на то, что они только что разделили какую-то личную тайну, из тех, которые человек хранил годами и вот наконец высказал вслух. Им хотелось увидеть реакцию. Морису же, похоже, было совершенно все равно, что она думает и что ему скажет. Звонок как будто переключил его в другой режим — и вот уже он был готов снова вернуться к делам, прерванным их беседой. – До встречи и хороших выходных.
Когда дверь за ним закрылась, доктор Купер вернулась к пометкам, которые делала по ходу разговора с Морисом. Перечитав, вздохнула, сняла очки и устало потерла глаза. Несмотря на то, что Морис Лурье (32 года, профессии — продюсер и актер) легко отвечал на все вопросы, охотно подхватывая любую предложенную доктором тему, за пять встреч прогресс был нулевой. С этим человеком ей предстояла долгая, долгая работа.
2
– Значит, это будет экранизация биографии Фреда Астера? – Джеральдин, учительница танцев, с любопытством оглядела нового ученика. Был он долговязым, сутулым и явно не понимал, что делать с руками. И это ходячее недоразумение будет играть лучшего танцора в истории? Работа явно предстояла немалая, однако Джеральдин Дюке была не из тех, кто сдается. Ведь если медведя в цирке можно научить танцевать, любила она повторять, то уж человека и подавно. Конечно, Джеральдин повторяла это только про себя – ее богатые и знаменитые клиенты все как один были эгоманьяками, и услышать такое о себе им было бы крайне неприятно. Мягко говоря. Самое меньшее, чего можно было бы ожидать в ответ — это отказа с ней работать. Ведь в Голливуде как? Если кто-то влиятельный пускает слух, что вот с этим-де не стоит иметь никаких дел, опальный страдалец вскоре не может найти работы нигде ближе Канады.
Кстати, Морис Лурье, ее новый ученик, кажется, как раз из Канады. Снова обратив на него взгляд, Джеральдин дежурно улыбнулась.
– Что ж приступим, – бордо сказала она. В своих свободных танцевальных штанах, зеленой футболке с иероглифами и начищенных до блеска нарядных черных ботинках Морис выглядел просто клоуном. Впрочем, его это, похоже, совершенно не смущало.
– Да, мэм, – послушно ответил он, бросив на нее быстрый оценивающий взгляд из-под пушистых ресниц. Легкая улыбка, приподнявшая уголки его пухлых губ, показалась Джеральдин насмешливой.
– Вы танцуете? – поинтересовалась она, кладя одну руку к нему на плечо и протягивая другую. Морис шагнул ближе и распрямил спину, тотчас же как будто став выше ростом.
– В детстве занимался балетом, – ответил он, крепко сжав пальцы Джеральдин и положив вторую руку к ней на талию. Ладонь у него оказалась большой и горячей.
– Только балет? – уточнила она. – Ни бальных танцев, ни современных?
– Никак нет, – последовал короткий ответ. И снова ей показалось, что он над ней насмехается.
– Чечетка, кариока, вальс? – надежда Джеральдин все еще не угасла.
Морис слегка склонил голову, глядя на нее сверху вниз. От пронзительного взгляда его темных глаз в животе у нее что-то дрогнуло.
– Вальс, – выбрал он наконец, и она кивнула аккомпаниатору. – А что такое кариока?
Послышались первые аккорды, и Джеральдин посмотрела на ученика со значением: мол, приготовьтесь.
– Это такой бразильский танец, разновидность румбы, – объяснила она. – Знаете, Фред Астер...
На этом Джеральдин потеряла мысль, потому что партнер, на которого она уже не возлагала никаких надежд, вдруг повел ее в танце так легко, словно только этим всю жизнь и занимался. Его тело моментально стало другим: пластичным и чутким, отзывающимся на любое движение Джеральдин. Его руки держали крепко, ноги двигались четко и уверенно, даже посадка головы, кажется, изменилась. Теперь Морис ничем не напоминал смешного клоуна, он был танцором, партнером, соперником, прекрасно знавшим, как заставить тело – и свое, и чужое – двигаться в идеальном ритме. Должно быть, неслучайно его выбрали на роль Фреда Астера.
– Спину держите ровнее, – посоветовала Джеральдин только для того, чтобы что-то сказать, положила ему руку между лопаток и слегка надавила. Не сбиваясь с ритма, Морис вытянулся по струнке. Теперь при каждом его движении Джеральдин ощущала, как под ее пальцами перекатываются тугие мышцы. Как обманчиво порой первое впечатление: ведь сначала он показался ее просто тощим неуклюжим парнем. Удовольствие, которое она получала от танцев с хорошими партнерами, было почти сексуальным. Не зря говорят, что лишь положение в пространстве отделяет танец от секса. Хорошие танцоры ведь не те, кто правильно переставляет ноги. Настоящий танец — во взглядах и улыбке, которые делишь на двоих, в способности замедлить или ускорить темп, увеличить или сократить дистанцию в зависимости от молчаливого пожелания партнера и с его полного одобрения. По всем этим пунктам новый ученик получил от Джеральдин самый высокий балл.
Но стоило музыке смолкнуть, как магия тотчас же исчезла. Едва Морис убрал руку с талии своей учительницы, он снова превратился в нескладного парня с застенчивой улыбкой и длинными руками, которые непонятно куда девать.
– Ух ты, – тем не менее сказала Джеральдин, все еще видевшая в нем прежнего Мориса — Мориса-танцора, партнера и соперника, – это было... нечто. А говорили, что только балет!
Ученик слегка виновато пожал плечами, точно извиняясь.
– У меня хорошая память тела, – признался он.
В течение двух следующих часов выяснилось, что этот врун знаком с самбой, румбой, фокстротом, джайвом и танго. И что у него есть с собой запасная обувь — для чечетки. Джеральдин гоняла его по полной программе, пока зеленая футболка Мориса не потемнела от пота, – ставила к станку, заставляла повторять танцевальные фрагменты и импровизировать. В ответ — никаких жалоб, ни тени недовольства. Чем строже она становилась, тем сильнее он выкладывался. Это был знак — знак большого артиста, склонного к неизменному перфекционизму. Чем дольше они занимались, тем яснее становилось Джеральдин: за восемь месяцев репетиций она сделает из этого парня второго Фреда Астера. Возможно, однажды ей даже дадут «Оскар» за хореографию.
Наконец время вышло. Глядя, как Морис собирает вещи, готовясь отправляться в раздевалку и душ, Джеральдин ощущала, как возбуждение иголочками покалывает ее изнутри. Сейчас ей было странно, что поначалу она нашла Мориса смешным и непривлекательным. В том, как он двигался, улыбался, наклонял голову, прислушиваясь к ее инструкциям, было что-то невыносимо притягательное, что-то такое, что помимо воли притягивало взгляд. У Джеральдин не было никаких принципов относительно отношений с учениками, однако первый шаг она не делала никогда, ожидая этого со стороны мужчин. Ждать обычно приходилось недолго: Джеральдин была очень хороша собой — стройная, с гривой вьющихся рыжих волос и сильными балетными ногами. На этот раз, думалось ей, на сближение тоже не понадобится много времени.
Она не так уж много знала о Морисе Лурье. Пять лет назад он снялся в очень успешном фильме о жизни сицилийской мафии. Хотя его роль была второплановой, именно Мориса критика хвалила больше других. Кажется, ему даже досталось несколько наград за актерскую игру — ничего особенно серьезного, никаких «Оскров» и «Глобусов» – однако этого было достаточно, чтобы начать строить успешную карьеру. Вместо этого Морис неожиданно уехал в Лондон — играть в театре, через год вернулся, сыграл в эпизодах нескольких артхаусных фильмов и создал свою продюсерскую компанию. Все это было в статье на сайте Википедии, куда Джеральдин заглянула перед уроком. Кроме списка фильмов там нашлась лишь информация о том, что Морис родился в Монреале, Канада, родной язык у него французский, его родители мертвы, братьев и сестер нет. Про личную жизнь его тоже ничего не было известно точно, хотя слухи ходили самые противоречивые. На JustJared нашлись его фото вместе с латиноамериканской певичкой Марион Вега, — они завтракали в кафе, то и дело склоняясь друг к другу, точно голубки, – а известный скандалист Перес Хилтон уверял, будто Морис — по меньше мере би. Мол, он сам видел Мориса в туалете одного клуба в крайне недвусмысленной ситуации с его личным помощником Филиппом Стенли.
Джеральдин, привыкшая доверять своим инстинктам больше, чем желтой прессе, пока не составила своего мнения на этот счет. В Голливуде то и другое могло быть правдой.
Она все еще размышляла об этом, когда столкнулась с уже принявшим душ и переодевшимся Морисом на выходе из зала. По всей видимости, он решил еще раз попрощаться с ней перед тем, как уйти. Хороший знак.
– Отлично, вы еще здесь, – сказал Морис. – Джеральдин, у меня вопрос...
Телефон в его руке, который Джеральдин строго-настрого наказала выключить на время занятия, пискнул, извещая о приеме сообщения, и Морис быстро посмотрел на экран. – Простите! – улыбнувшись, он моментально напечатал ответ и снова посмотрел на нее. – Где мы?... Ах, да... Я тут подумал... – На этот раз телефон зазвонил, снова прервав его мысль. Морис недовольно поморщился, но потом посмотрел на экран и бросил на Джеральдин виноватый взгляд. – Простите, это моя девушка, я должен ответить... Только никуда не уходите, ладно? – на этом он отвернулся и, тотчас же забыв о Джеральдин, нажал на кнопку телефона. – Привет, милая... Да, Фил написал... В восемь? Ну что ты, очень удобно... Только мы трое? Отлично. Очень романтично. Нет, не опоздаю... И я тебя целую... Люблю вас обоих. До вечера, пока-пока.
Пока Джеральдин переваривала подслушанное (а точнее, услышанное — Морис даже не пытался отойти подальше или понизить голос), он закончил разговор, убрал телефон и выдохнул, словно готовясь нырнуть.
– Джеральдин, – начал он и сделал паузу, ожидая ее реакции.
– Морис, – ответила ему ему в тон и тоже замолчала.
Он улыбнулся, не сводя с нее своих невозможных глаз.
– Я только хотел узнать, какие у вас планы на прямо сейчас?
...Через полчаса Джеральдин знала: JustJared «сделали» Переса Хилтона со счетом 1:0.
Примечания к главе 1:
Фред Астер – актер кино и танцевальная легенда. Рудольф Нуриев и Джордж Баланчин, сами мегазвезды танца, считали его лучшим танцором в XX века.
Кариока — танец, разновидность румбы. Посмотреть, как Фред Астер и Джинджер Роджерс танцуют ее в фильме Flying Down to Rio, можно, например, здесь
Самба, румба, фокстрот, джайв и танго – бальные танцы. Можно, я не буду расписывать, чем они отличаются?
JustJared – сайт JustJared.com, сайт светских сплетен и снимков папарацци. Знаменит быстротой реагирования — многие скандальные звездные снимки в первый раз появились именно там.
Перес Хилтон (не путать с Пэрис Хилтон!) – сплетник и скандалист, автор очень посещаемого блога о звездах perezhilton.com
Глава 2. Мэрион
Глава 2. Мэрион.
1
– Вы счастливы, Морис? – доктор Купер посмотрела на своего пациента через очки. Он ответил ей тем же: глаза у него были красные и усталые – на такие контактные линзы не надеть. В очках ее пациент был похож на школьного учителя — они придавали его узкому грубоватому лицу некоторое благообразие, делали строже и при этом как будто мягче, не таким таким безупречно-глянцевым. Очень странный эффект.
– А вы? – серьезно спросил он. – Вы счастливы?
– Мы говорим не обо мне, – напомнила доктор Купер. Она дала себе обещание больше не реагировать на его привычку отвечать вопросом на вопрос. Этот человек нуждался в ее помощи — а значит, не дело было сердиться из-за того, что он выводит ее из равновесия. Возможно, это способ защиты — Морис скрытный, слишком закрытый для публичной персоны, и говорить о себе по-настоящему личные вещи для него должно быть мучительно.
– Я не думаю, что счастье — это постоянная категория, – ответил он ровно. – В какие-то моменты все чувствуют себя счастливее, чем в другие.
– И как вы сейчас себя чувствуете? – поинтересовалась доктор Купер. Разумеется, она была несогласна с ним. Это радость — переменная, поскольку относится к области эмоций. А вот счастливым ли себя человек ощущает по жизни, или нет, зависит от многих факторов. Однако не время было его поучать.
– Сейчас? – Морис помолчал, прислушиваясь к себе. Потом неопределенно пожал плечами. – Сейчас – обычно. У меня был долгий день, и я устал, но в студии мы сегодня многого добились, и это хорошо. А после того, как мы с вами закончим, я встречусь с Мэрион, и это тоже хорошо... Счастлив ли я? Пожалуй. Хотя скорее доволен, спокоен и уверен в завтрашнем дне.
– Вы говорите о Мэрион Вега?
– Да.
– Вы можете рассказать мне о ней? Какие у вас отношения?
– Очень теплые.
– Вы с ней близки?
– Сейчас уже не так, как раньше. Но да, мы близки.
– Вы могли бы описать ее одним словом, Морис?
Он мечтательно посмотрел куда-то сквозь нее и улыбнулся. За шесть встреч это был первый случай, подумала доктор Купер, когда он выглядит по-настоящему расслабленным, говоря с ней. Похоже, эта Мэрион и правда что-то для него значит. Это был прогресс.
– Если одним словом, то это будет «забота», – сказал Морис мягко. –
Для нее очень важно, чтобы все вокруг нее были счастливы. Рядом с ней... тепло на душе. И это не поза, доктор Купер, не попытка подстроиться под окружающих. Мэрион – она такая и есть.
2
У Мэрион Вега все было просто: солнце встает на востоке, небо — синее, люди — хорошие. В основном. В любом можно было найти что-то интересное, или полезное, или хотя бы забавное. А двух неприятных людей – свести и таким образом нейтрализовать. Пускай изливают свой негатив друг на друга.
Если и существовал в этом мире кто-то, кто делал даже самую скучную жизнь радостней и лучше, но это, несомненно, была Мэрион. Казалась, она ни секунды не стоит на одном месте — спешит на помощь всем, кто в этой помощи нуждается, а оставшееся время спасает мир и борется за справедливость. Это, впрочем, не имело отношения в публичным акциям в защиту каких-то там дельфинов не пойми в каком море. Мэрион помогала хосписам для умирающих онкобольных, приютам для бездомных животных и даже цветам, которые ее друзья забывали полить, и никому (даже цветам!) ни разу даже в голову не пришло, что принять от нее помощь — это что-то неправильное, неудобное, унизительное.
Мэрион улыбалась — и все вокруг становилось как будто чуточку менее безнадежным. Она начинала петь — а Мэрион, как уже говорилось, была певицей, причем замечательной – и даже последние скряги вдруг превращались в щедрых благотворителей и лезли в карманы за чековыми книжками.
Морис сказал, что она любого готова окружить заботой, и был прав. Если бы его спросили еще, он бы добавил, что Мэрион очень чуткая и сердце у нее золотое. И что она умеет делать фантастический минет.
Они встретились на благотворительном вечере в поддержку жертв домашнего насилия: Мориса пригласили ведущим, а Мэрион — спеть. После окончания торжественной части они столкнулись за кулисами. Морис похвалил ее голос, а она сказала, что у него очень красивые глаза. Они немного выпили за знакомство, потом еще немного, а после вдруг оказались, что Морис целуется с Мэрион в маленьком рабочем помещении, где вокруг теснились ведра и швабры и пахло моющими средствами. Они продолжили в лимузине, а закончили у него дома – деликатный Фил, едва услышав, что его мужчина вернулся не один, потихоньку оделся, вышел через черный ход и отправился к себе домой. То, что Морис даже не потрудился его предупредить, было делом совершенно обычным, а потому Фила нисколько не удивляло. Задевало ли — другой вопрос, но мы его сейчас обсуждать не будем.
Проснувшись наутро, Морис обнаружил, что у него сел голос, а мышцы во всем теле превратились в желе. Похмелье было чудовищным, и он, опираясь о стены, чтобы не рухнуть прямо в коридоре, побрел на кухню на водопой.
Там его встретила сияющая радостной улыбкой и свежая словно майская роза Мэрион, которая как раз бодро вытряхивала из его холодильника в помойное ведро все, что сочла неподходящим.
– Как можно так небрежно к себе относиться, Морис? – спросила она его вместо приветствия. – У тебя же тут полуфабрикаты!
– Это не полуфабрикаты, – возразил Морис. – Фил все покупает в приличных местах, так что...
– Фил – это твой парень? – перебила Мэрион, обнаруживая неожиданное знакомство с некоторыми довольно личными фактами его биографии. Или Морис ей сам вчера разболтал? Остаток ночи словно растворился в тумане. Мэрион между тем недовольно покачала головой и сунула ему под нос какую-то остро пахнущую фигню. – Видишь? Видишь эти буквы “Е”? – возмущенно спросила она. – Содержит консерванты! Это нельзя есть!
Желудок у Мориса моментально скрутило в тугой узел, и он попытался вздохнуть, надеясь, что его не вывернет прямо тут.
– Что-то ты бледный, – сочувственно заметила Мэрион и, не задавая больше вопросов, сунула в руку кружку с горячим кофе. – Лучше присядь.
У Мориса было полное ощущение, что это он пришел в гости к Мэрион, а не наоборот. И, что самое поразительное, его это не злило, а скорее забавляло.
– У тебя есть алка-зельцер? – поинтересовалась она, усаживаясь напротив. – Или хотя бы аспирин?
Морис поставил локоть на стол и положил на руку гудящую голову.
– Где-то был, – сказал он задумчиво, не переставая откровенно разглядывать Мэрион. Она была такой славной и мягкой даже на вид — сплошные округлости и окружности. Широко раскрытые карие глаза, пухлые губы, темные волнистые волосы... И на ней, разумеется, была его рубашка: все на свете девушки знают, как трогательно выглядят в одежде мужчины, с которым переспали накануне. Выгнать девушку в своей рубашке может только последний садист.
Без тени смущения пошарив в ящиках и шкафах (подол при этом, конечно, тут же задрался, открыв чудесную круглую задницу), Мэрион разыскала таблетки, налила Морису воды и строго проследила, чтобы он проглотил первое и запил вторым.
Затем она проводила Мориса в постель, сделала массаж и неторопливо, со вкусом отсосала, стараясь не трясти его при этом слишком сильно. А когда Морис снова заснул, позвонила Филу с целью сдать дежурство и ушла, аккуратно прикрыв дверь. На остаток дня у нее еще были планы по спасению мира.
Чудесная, чудесная девушка! Морис перезвонил ей, как только пришел в себя.
3
Ровно через месяц, две недели, три дня, двадцать два часа, семнадцать минут и шесть секунд одетые по-спортивному Морис и Фил бежали по асфальтированной дорожке добропорядочного района Лос-Анджелеса с одинаковым тоскливым выражением на сонных лицах.
Мэрион, к этому моменту уже окончательно обосновавшаяся в их доме, сказала:
– Морис, тебе тридцать. Пора бы начинать заботиться о себе. Почему ты не бегаешь по утрам?
– Я занимаюсь йогой, – ответил Морис. – И пилатесом. А еще хожу в тренажерку трижды в неделю. И я там бегаю, Мэри, поверь мне – встаю на дорожку и бегу от инфаркта.
– Но это не одно и то же! – возмутилась она поставив перед ним чашку со свежим биойогуртом (без сахара и ароматизаторов, вкус натуральный), на которую Морис посмотрел немым укором, словно кот, которого собирались кастрировать. – Во-первых, солнце – это витамин D, который помогает от депрессии. Во-вторых, ты бежишь, дышишь свежим воздухом...
–... и выхлопными газами! – подхватил Фил, наливая себе кофе (без молока и кофеина). – Красота!
Мэрион взглянула на него строго, точно закон – на преступника.
– Между прочим, тебе бы тоже не помешало начать бегать! – заявила она.
Фил, который всю жизнь был уверен, что бегая по утрам от инфаркта можно прибежать прямиком к нему, недовольно поморщился.
– Но мне еще нет тридцати! – возразил он.
– Зато у тебя живот растет, – сказал Морис, глумливо ухмыляясь. У него-то самого живот был плоский, как экран телевизора. – Будешь продолжать есть бургеры на ночь – к тридцати не сможешь показаться в приличном обществе, не надев перед этим утягивающих трусов.
Фил послал ему свирепый взгляд, а Мэрион удовлетворенно улыбнулась и сложила вместе ладошки, точно ангел.
– Вот и решено, завтра побежите! – заключила она безапелляционно – словно гвоздь вбила в крышку гроба.
Словом, Мэрион сказала “бежать", и они побежали как миленькие.
– Я просто поверить не могу, что мы на это подписались, – запыхавшийся Фил резко остановился. Согнулся, схватившись за печень, а потом открутил крышечку бутылки с водой и разом выдул почти половину.
– Да не то слово! – мрачно отозвался Морис, тоже останавливаясь. – Сколько уже?
Фил посмотрел на шагомер.
– Два километра.
Морис кивнул, оглядывая жалко скрюченную фигуру приятеля, а потом ободряюще похлопал его по плечу.
– Пойдем-ка!
– Куда? – жалобно простонал Фил, которому меньше всего хотелось тащиться куда бы то ни было.
– Передохнем и выпьем кофе, – Морис кивком указал на уличную кафешку, что соблазнительно раскинулась невдалеке, маня прохладой и ароматом свежей выпечки.
– Кофе с молоком? – потянув носом, уточнил Фил.
– И с булочками! – пообещал Морис. – Давай, у нас есть минут двадцать, прежде чем дева Мэрион кинется нас искать.
Первое, что увидели Морис и Фил, когда вернулись домой с пробежки сытыми и довольными – развернутый в сторону входа монитор макбука, который был открыт на странице светских сплетен. Фотография Мориса и Фила, сидящих за столиком с кофе и булочками, сияла во весь экран.
– Вот чертовы папарацци, – сказал Морис даже с некоторым восхищением. – Надо же, какие шустрые!
Его телефон тотчас же возмущенно пискнул, принимая сообщение: "Морис, тебя опять поймали папарацци, вот ссылка".
– Да знаю уже, знаю, – проворчал он, снова бросая беглый взгляд на экран. – Наверное, мне пора избавиться от этой футболки, как думаешь, Фил? Выгляжу в ней как бомж. А жаль, мне она так нравилась...
Явно не слушая Мориса, Фил тяжело сглотнул, не сводя взгляда с фотографии: на ней его лицо было искажено голодной радостью, а щеки – набиты булками.
– Я выгляжу, как хомяк, – заметил Фил, и его голос обиженно дрогнул. – Как хомяк, черт возьми!
Морис поднял глаза от своего айфона.
– А тебя в первый раз что ли поймали? – уточнил он. – Хреново, приятель, понимаю. Ну да ничего, со временем привыкнешь. Они всегда выбирают самые жуткие снимки. А теперь соберись, Фил, и пойдем – нас еще ждет головомойка. Только имей в виду – я все свалю на тебя.
4
Мэрион вошла в их жизнь так просто и естественно, точно была в ней всегда. Она плотно взялась за Мориса с Филом: реорганизовала их дела, отстроила приходящую прислугу, – и все это без отрыва от прекрасно развивающейся карьеры и спасения мира.
Вернувшись однажды домой с очередных кинопроб, Морис обнаружил ее внимательно изучающей отчет об его собственных финансах, который бухгалтер вообще-то был обязан отдавать ему лично в руки в обстановке строжайшей конфиденциальности.
– Привет, Мо! – Мэрион улыбнулась как ни в чем ни бывало, а потом облизнула кончик указательного пальца и перелистнула очередную страничку. – Ты голодный?
Как и все настоящие женщины, она тоже считала, что сытый мужчина – довольный мужчина. Главное – не позволять ему жрать всякую калорийную фастфудную дрянь.
– Да нет, не особенно, – медленно ответил Морис, у которого от удивления даже аппетит пропал. – А откуда у тебя эти бумажки, милая? – поинтересовался он как можно спокойней, борясь с желанием немедленно отобрать у нее документы, а потом позвонить и в резких выражениях уволить Пола – бухгалтера и, очевидно, клинического идиота.
– Какие, эти? Да это Пол принес, – легко призналась Мэрион. – Мы с ним болтали на прошлой неделе, и он сказал, что обеспокоен состоянием твоих финансов, но ты его и слушать не хочешь! Ну, вот я и обещала ему разобраться. Ты бы присел, Морис! – заботливо добавила она, заметив, что он так и стоит столбом.
Морис на всякий случай потрогал подбородок – исключительно для того, чтобы проверить, на месте ли нижняя елюсть – или, может, уже упала на пол? – но за стол все-таки сел. Только один человек на всем белом свете смел обращаться с ним подобным образом – его мамочка, мир праху ее!
Однако Мэрион его ошеломленный вид ничуть не смутил. Сведя кончики пальцев вместе, она строго посмотрела через стол.
– Послушай, дело серьезное, – начала она так сурово, что он уже подумал: вот сейчас она скажет, что Морис – банкрот. Однако, к счастью, дела оказались не настолько плохи. – Если будешь продолжать жить, как сейчас, через три-четыре года твой дом продадут за долги, а тебе придется искать роли в третьесортных сериалах на кабельном, – продолжила Мэрион. – Ты ни во что не вкладываешься и ничего не зарабатываешь. Все эти роли в артхаусной фигне – тебе за них хотя бы платят?
– Я там снимаюсь не ради денег, – отмер Морис. – Мэри, ты просто не понимаешь... Это кино...
–...высокое искусство, бла-бла-бла, – неуважительно перебила она и даже плечами пожала презрительно. – Видишь? Я все понимаю. Но чтобы заниматься искусством, ты должен быть очень богатым человеком, Морис. Как, например, Джейк или Сэнди, – Мэрион кивнула на стеклянную стену, за которой приятели Мориса, отчаянные тусовщики и богатые бездельники, что убивали у его бассейна целые дни, выкуривая горы крепкой афганской травы, весело играли в мяч. – Ты – не они, Морис, тебе, как и мне или Филу, нужно еще пахать и пахать ради беспечной старости.
Морис взглянул за окно. Поймав его взгляд, Сэнди, хорошенькая дочка производителя зубной пасты, чей оборот ежегодно составлял почти миллиард долларов, улыбнулась, показав закованные в скобки зубы, и приветливо помахала рукой.
– И что ты предлагаешь? – поинтересовался Морис. Злиться на Мэрион долго он просто не мог. К тому же, надо признать, она действительно говорила дело. – Жениться на Сэнди?
Мэрион склонила голову на бок, словно задумавшись, а потом кивнула.
– А что, это тоже вариант. Она ведь без ума от тебя, Мо, так что вряд ли с этим будут проблемы. Но я вообще-то думала о другом. Тебе нужно открыть продюсерскую компанию.
Морис с удивлением воззарился на Мэрион.
– Милая, ты хоть представляешь, сколько в Голливуде продюсерских компаний? – снисходительно отозвался он. – Чем мы будем заниматься?
Однако энтузиазм Мэрион казался неисчерпаемым.
– Да чем угодно, – с готовностью ответила она. – Книги, комиксы, мультфильмы, независимое кино, музыка, интернет-проекты – зачем себя ограничивать? Компаний полно, ты прав, но они все по большей части здоровенные. Им не хватает гибкости, быстроты реагирования, а ты будешь сам себе хозяин. Подумай только, Мо: у тебя по любому поводу будет последнее слово!
Морис задумчиво взглянул на раскрасневшееся от возбуждения лицо Мэрион. Ее идея уже не выглядел такой уж безумной. Наоборот, она вдруг показалась ему гениальной. Все-таки Мэри была настоящим сокровищем.
– Иди сюда, – сказал он и положил Мэрион руку на затылок, притягивая к себе через стол, чтобы поцеловать. Наблюдавшая за ними через окно хорошенькая Сэнди разочарованно отвернулась. – Ладно, какого черта! Давай составлять бизнес-план.
Свою компанию Морис назвал More.
6
В жизни у Мэрион было множество правил, а в постели – всего одно: всем присутствующим должно быть хорошо и комфортно. А уж сколько будет этих всех, совершенно неважно. Так что в один прекрасный вечер, когда замешкавшийся было Фил на цыпочках крался мимо их с Морисом спальни к выходу, стараясь случайно не обратить на себя внимание Мэрион, она окликнула его.
– Филипп, милый, это ты? – спросила Мэрион. – Не убегай, а иди-ка лучше к нам! – и пододвинулась на постели, чтобы освободить для него место.
Фил замер, а потом бросил быстрый взгляд на Мориса. По установившемуся у них негласному правилу Фил не вмешивался в его личную жизнь, деля с ним постель лишь в тех случаях, когда Морис не спал с кем-нибудь еще. Однако в этот раз его любовник и по совместительству босс лишь улыбнулся и сделал приглашающий жест.
– Верно, Фил, иди к нам.
Все еще до конца не веря в происходящее, он переступил через порог и неуверенно направился к кровати, тайно подозревая, что это все какой-то розыгрыш или, может, сейчас выяснится, что его позвали принести еще вина. Однако Мэрион, осуждающе покачав головой, схватила его за руку и потянула к себе, так что ему ничего не оставалось, как под пристальным взглядом Мориса скинуть ботинки и залезть на пружинистый матрас, покрытый кремовым шелком простыней. Чувствовал он себя при этом самым странным образом.
– Ну, привет, Фил! – сказала Мэрион, просияв своей чудесной открытой улыбкой. – Я Мэрион.
Как будто он был не в курсе, как звали похитителя его короля вместо со всем их общим королевством!
– Привет, – только и успел промямлить Фил, прежде чем Мэрион засунула ему в рот язык.
Филип замер, тайно подозревая, что где-то пути к этой спальне у него оторвался тромб, и он умер. Должно быть, то, что сейчас происходило, было просто видением, развлекающим его на пути к тому свету.
Словно подтверждая эту мысль, Морис моментально оказался у него спиной – поцеловал в затылок, туда, где обрывалась линия рыжеватых волос, а потом за ухом, обдав щеку Фила горячим дыханием.
– Спасибо, что заглянул, малыш, – промурлыкал он, вызвав у него мурашки по всей спине и мгновенный железобетонный стояк.
Оторвавшись от Фила, Мэрион облизнулась, точно довольная кошка, а потом повернулась к Морису и предложила ему свои полуоткрытые губы, не переставая при этом поглядывать на нового участника игры. Видеть вблизи, как они целуются, оказалось до того волнующе, что Фил даже на секунду прикрыл глаза, пытаясь отдышаться.
Однако такой возможности ему не дали.
– А теперь вы поцелуйтесь, – потребовала Мэрион, подтолкнув их друг к другу. – Хочу посмотреть.
Фил, который еще ни разу в жизни не делал это с другим мужчиной при свидетелях, запнулся, и Морис, хмыкнув, сам положил ему руку на затылок и притянул к себе, в то время как Мэрион принялась ловко и быстро раздевать.
Казалось, они с этой новенькой девчонкой понимают друг друга с полувзгляда, и Фила на секунду кольнуло – сам он спал с Морисом уже давным-давно, однако о подобной гармонии у них и речи не шло.
Когда все трое разделись и нацеловались до боли в губах, Мэрион бегло, но с явным удовольствием оглядев обоих мужчин, распределила роли.
– Фил, ты сзади, – сообщила она, бросая ему резинку. – Морис?
– Дева Мэрион?
– А ты давай иди сюда, – и Мэрион повернулась к нему боком.
Наблюдая, как они соединяются, Фил усиленно повторял таблицу умножения, чтобы не опозориться во время первой же в жизни оргии. Остальные участники ménage à trois (это ведь так называется? о Боже, завтра будет надо уточнить у Мориса!), похоже, были куда спокойней.
– Теперь ты, Филипп, – сказала Мэрион, улыбаясь ему через плечо, словно добрая самаритянка, и он придвинулся ближе и выдавил на ладонь немного смазки.
– Только сначала согрей ее, – посоветовала Мэри так, будто ему и правда требовалась подсказка. Она лежала на боку, перекинув одну ногу через бедро Морису и буквально подрагивала от нетерпения.
Пристроившись к ней сзади, Фил бросил быстрый взгляд на Мориса. Тот улыбнулся в ответ, терпеливо ожидая, пока он закончит возиться, и Фил неожиданно заметил морщинки в уголках его глаз. Реальность происходящего ударила Фила, словно молот, и на секунду он даже задохнулся – от волнения причастности и головокружительной нежности.
– Морис, – выдохнул он – и надавил.
Морис с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, резко сжав его плечо рукой, а Мэрион издала глухой стон. Она была горячей и просто чертовски тугой – должно быть, все из-из того, что сквозь тонкую перегородку в ее теле Фил и Морис чувствовали малейшее движение друг друга. Ощущение было – просто не описать словами.
– Прекрасно, – выдохнула Мэрион. – Просто прекрасно. Так здорово, что вы можете делать это одновременно.
Фил по-прежнему был так близко и видел Мориса так ясно, что просто не мог не заметить, что при этих словах его лицо вдруг странно исказилось, – застыло, точно мертвое, – а в глазах мелькнуло нечто такое, от чего сразу же захотелось отвести взгляд. Впрочем, это продолжалось всего долю секунды. Словно поняв, что невольно выдал о себе какую-то тайну, Морис моргнул, улыбнулся – и тут же прижался губами ко рту Мэрион, прервав все продолжающийся поток ее признаний.
А потом он начал двигаться, и Филу стало ни до чего.
7
Когда спустя еще полгода Мэрион заявила, что хочет отметить собственный двадцать третий день рождения не только со своими мальчиками, но и с семьей, мальчики здорово приуныли. Про семью Мэрион они знали только, что ее родные живут в Мексике, и что у нее семь совершеннолетних братьев. Филу представлялась толпа мрачных татуированных качков, которая непременно хорошенько отпиздит их с Морисом, как только разберется кое в каких деталях их личной жизни. Судя по мрачному лицу Мориса, его посещали схожие мысли.
Однако спорить с Мэрион было все равно что пытаться остановить ураган "Катрина".
Так что в назначенный день все трое сели в рэпперский черный “Эскалейд” Мориса (Мэрион настояла, чтобы они предпочли эту машину маленькому красному “Лексусу”, аргументируя свое решение коротким “семья не поймет” – отчего, понятно, мужчины скисли еще больше) и покатили в сторону мексиканской границы.
Путь был долгим и мучительным, но прибытие оказалось еще хуже. Когда они наконец доехали до славного домика в центре большого зеленого двора и Мэрион сказала: “Здесь!”, одновременно нажимая на клаксон, к их авто тотчас же бросилась толпа мексиканских головорезов. Их было так много, что Фил с трудом подавил желание заблокировать двери машины, а Морис побледнел и весь подобрался в своем кресле. Судя по его напряженному лицу, он пытался вспомнить слова хоть какой-нибудь молитвы – ну, просто на всякий случай.
– Твою мать, ну мы и попали, – выразил он общее похоронное настроение, глядя, как эти здоровенные лоси обнимают визжащую от радости Мэрион.
Ее братья выглядели даже хуже, чем Морис воображал – а воображение у него было богатое. Наверное, подумалось ему, эти здоровяки в одиночку забивают быков голыми руками. Кроме братьев, Мэрион встречал весьма бодрый отец (Морис узнал его по фотографии, которая была у Мэрион вместо скринсейвера в компьютере), сурового вида бабка с клюкой и целая толпа разновозрастных родственников в яркой национальной одежде. Когда, бесцеремонно распихав всю разноцветную кучу, к Мэрион со счастливым воплем кинулась женщина с таким же как у нее лицом, только лет на двадцать старше, Морис и Фил окончательно поняли, что влипли. Их привезли знакомить с родителями – что могло быть хуже?
– Морис! – крикнула разрумянившаяся от радости Мэрион, подтверждая их худшие подозрения. – Фил! Выходите! Хочу представить вас своим.
– Ну, понеслось, – сказал Морис, отстегиваясь и складывая губы в доброжелательную улыбку. – Прощай, Фил, не поминай лихом! Если что – выезжай задом и беги. Я тебе оставляю ключи.
На этом он открыл дверь и, вынырнув из машины, распрямился и легко шагнул в толпу. Филу ничего не оставалось, как последовать за ним.
Светясь от гордости, Мэрион взяла их за руки и подвела к родителям.
– Мам, пап, это Морис Лурье, мой парень, – сказала она торжественно. – А это – Фил Стенли, мой парень.
Возникшая пауза ощущалась почти физически. Все затаили дыхание, и даже ветер, казалось, перестал шуметь среди деревьев. Глядя на бесстрастные обветренные лица вокруг, Фил отчетливо понял: вот они-то его сегодня и похоронят. Скосив взгляд на Мориса, он даже не усомнился, что тот думает примерно так же.
Спасение пришло, откуда не ждали.
– Во дает! – раздался откуда-то сбоку дребезжащий голос, говорящий, тем не менее, на вполне приличном английском. Бесцеремонно растолкав братьев, на первый план протиснулась бабка с клюкой. – Я всегда знала, что ты у нас девка – не промах! Таких красавцев отхватила, ишь! – подойдя к Филу, она чмокнула его в щеку беззубым ртом и при этом от души ухватила за зад, сопроводив свои действия еще одной фразой по-испански, от которой Мэрион вдруг покраснела, как помидор.
Услышав ее, один из братьев засмеялся, за ним – другой, а потом смех пошел по рядам, и как-то сразу вдруг стало ясно, что опасность миновала: вокруг стало шумно и весело, и неловкость куда-то ушла. Теперь все приветливо улыбались, обнимали Мориса с Филом, называли свои имена, хлопали по спине и куда-то тащили.
Через голову буквально повисшей на нем одной из сдобных тетушек Мэрион Морис обернулся к Филу и, облегченно улыбнувшись, залихватки ему подмигнул. У Фила отлегло от сердца. Кажется, знакомство все-таки удалось.
За столом Фил оказался стиснут двумя братьями Мэрион, Хуаном и Карло. Морису, на его взгляд, повезло больше – его соседками оказались Мэрион и ее бабка. Сам Морис, явно находящийся в эйфории оттого, что угроза неминуемой смерти миновала, был в ударе – шутил и ухаживал за дамами, чем моментально очаровал всех родственниц Мэрион без исключения. Да что там, даже ее суровый отец благосклонно улыбался в усы и то и дело предлагал Морису выпить с ним текилы.
Мэрион, просто светящаяся от счастья и оттого просто головокружительно красивая, смеялась и без конца протягивала Филу руку через стол, беспокоясь, что он чувствует себя одиноко. Почему-то каждый раз, чувствуя пожатие ее маленькой руки, он приходил во все более мрачное расположение духа и все никак не мог понять, что именно его так расстраивает.
Наблюдая за всем этим балаганом, Хуан похлопал его по плечу.
– Похоже, ты делать моя сестра счастливой, – неожиданно сказал он, придвигая к нему стопку текилы. – Тебя Мэрион любить больше, чем того, второго.
Фил машинально проглотил текилу, даже не ощутив вкуса.
– С чего это ты взял? – спросил он. Одна мысль о том, что кто-то настолько прекрасный, как Мэрион, может предпочесть его со всех сторон идеальному Морису, казалось полным бредом. Яснее ясного, эти двое были созданы друг для друга. А Фил? Фил просто примазался.
Однако Хуан загадочно улыбнулся, наливая ему еще.
– Интуиция! – гордо возвестил он. – Морис веселый, а ты... как это? Надежный. Мэри любить надежный.
Не зная, что ответить, Фил посмотрел через стол, где уже порядком набравшийся Морис обсуждал с бабкой Мэрион различные способы заниматься сексом втроем.
– С чего вы взяли, что кто-то всегда будет лишним? – интересовался он. – Это же просто предрассудки! Мэрион, переведи ей... Или нет, лучше дай салфетку... – Морис вытащил маркер, который носил при себе на тот случай, если вдруг придется давать автографы, и быстро нарисовал на бумаге хорошую, понятную и предельно непристойную картинку. – И это только один из вариантов!
Он придвинул рисунок бабушке, которая тут же плотоядно ухмыльнулась и одобрительно зацокала языком. Мэрион посмотрела на нее с обожанием. Забегая вперед, стоит сказать, что потом Фил увидел эту картинку на одном из фанатских сайтов. Сходство персонажей с героями одного тайного тройственного союза было просто исключительным, так что за нее вполне справедливо просили четыре тысячи долларов. Фил купил рисунок, не сходя с места.
Все еще смеясь, Мэрион уткнулась Морису в плечо и что-то прошептала на ухо. А потом снова посмотрела на Фила – серьезно, без улыбки – и у него вдруг замерло сердце.
– Видишь? – сказал Хуан торжествующе. – Я знать моя сестра!
На этом, наверное, пришло время поговорить о Филе.
Примечания:
More – название компании переводится как “больше”. И при этом оно созвучно с кратким вариантом имени Мориса.
Дева Мэрион – героиня легенд о Робин Гуде, его возлюбленная.
Глава 3. Филипп
Глава 3. Филипп
1
– Расскажите мне о Филиппе Стенли.
Морис вздохнул, соединяя перед собой подушечки длинных пальцев, и посмотрел на доктора Купер.
– Мы теперь все время с вами будем играть в эту игру, доктор? – поинтересовался он. – Описать его одним словом, да?
– Морис.
Он склонил голову, словно и правда чувствовал себя виноватым.
– Я опять отвечаю вопросом на вопрос. Вообще-то на просьбу, а не на вопрос, но я понял, да. Филипп Стенли работал моим личным помощником четыре года. Мы были друзьями и мы были любовниками. Теперь, полагаю, мы ни то, ни другое. Просто поразительно, что он не подал на меня в суд за харассмент.
– Он мог бы это сделать?
– Если бы захотел.
– И почему, по-вашему, он не захотел?
Морис поерзал на своей кушетке. Лицо его оставалось почти бесстрастным – немного скуки, немного внимания и много-много терпения. Обычная маска кинозвезды, измученной бесконечным потоком одинаковых вопросов.
– Возможно, потому, что по-прежнему считает меня своим другом, – наконец сказал он. – А с друзьями не судятся за харассмент.
2
Фрейд говорил, будто все люди от природы бисексуальны. Херня. По-настоящему бисексуальных людей, тех, кто в равной степени любит хуй и пизду, единицы. Всем нужна определенность, все хотят принадлежать к какому-то лагерю, чтобы без труда узнавать в толпе своих, чтобы знать, за кого стоять стеной, а кому бить морду.
Морис был одним из тех, кто стоял ровно посередине, не отклоняясь ни в одну сторону. Его тело в равной степени реагировало на мужчин и женщин, насилие и подчинение, обладание и принадлежность. При этом он вовсе не был всеядным и неразборчивым в связях, нет. Траектории его сближения всегда определял трезвый расчет пополам со звериным телесным инстинктом.
Фил видел это, но не мог понять до конца. То, как Морис без труда находил среди сотен людей тех, кто разделял его взгляды, было неподвластно сознанию личного помощника. Его любимый и единственный клиент завязывал отношения с легкостью и разрывал без труда, не проливая ни слез, ни крови – кроме одного давнего раза, обсуждение которого было в их с некоторых пор общем доме под безмолвным, но абсолютным запретом.
Филип Стенли давно определился с тем, по какую он сторону баррикад. Фил был там, где мужчины любили женщин, а не других мужчин.
А как же Морис, спросите вы? Разве их отношения не означали, что Фил тоже был как минимум посередине? Фил и сам не мог понять, почему его так потянуло к Морису. Он всегда был самым обычным парнем — в школе в меру хулиганил, в положенное время поцеловал свою первую подружку, а через два года впервые переспал — уже с другой, постарше, из колледжа. Потом у него были еще девушки — не то чтобы очень много, но достаточно для того, чтобы определиться со своими сексуальными интересами. К парням его не тянуло никогда. Фил не влюблялся ни в друзей, ни в звезд киноэкрана, не фантазировал об учителях литературы и не тянулся к высокому искусству.
Так что если бы вы спросили самого Фила, он бы твердо сказал: нет, я не гей. Что, Морис? Он был исключением. Морис был особенным.
Фил помнит их первую встречу, словно это случилось вчера. В ночном клубе было шумно, и их общему знакомому Гаррету, знавшему, что Фил ищет работу, а Морис — помощника, и решившему их свести, приходилось кричать, но они все равно почти ничего не слышали.
Морис выглядел обычным — разве что чуть более... как бы это сказать поточнее?.. глянцевым, что ли, чем те парни, с которыми Филу приходилось общаться раньше. Не красавец, но заметный, с крупными грубоватыми чертами лица, он определенно привлекал внимание — и высоким ростом, и статью, и очевидной, почти равнодушной самоуверенностью, свойственной людям, привыкшим к тому, что на них без конца глазеют. На Морисе были линялые джинсы, довольно узкие, футболка с каким-то абстрактным рисунком, и черные кроссовки, будто он собрался на рок-концерт. Дополняла образ бутылка пива, правда, как тут же отметил наученный общением с любителями алкоголя Фил (долгая история, вернемся к ней позже), почти нетронутая. Морис был в очках в широкой роговой оправе — студент на каникулах или, может, молодой учитель на отдыхе. Волосы темные, почти черные, и густая челка длинновата — ниже широких бровей, на которые все время падала, заставляя Мориса без конца убирать ее со лба привычным, почти механическим жестом.
Фил заметил все это с одного взгляда, словно кадр с появлением Мориса отпечатался на сетчатке его глаза, запомнил во всех ненужных подробностях, будто что-то важное. Это было странно. Обычно все, что Фил мог сказать о внешности других мужчин — это «обычный», «тощий такой», «рыжий». Никаких деталей, необходимых для составления фоторобота — он запоминал самую яркую черту, и этого было достаточно.
Гаррет между тем обнял Мориса за шею и начал трубить ему что-то в самое ухо, указывая при этом на Фила. Морис морщился, кивал, а потом, едва обменявшись с Филом крепким рукопожатием, сделал знак в сторону выходу. Затем, даже не дожидаясь реакции, поставил пиво на барную стойку и не оборачиваясь пошел к двери. Фил, разумеется, поспешил за ним.
Они вышли на задний двор, скудно освещенный единственным фонарем. После шума ночного клуба здесь было просто удивительно тихо. Морис, быстро оглядевшись в поисках фотографов, достал из нагрудного кармана рубашки сигареты, щелкнул зажигалкой и глубоко, с удовольствием затянулся. Потом уже Фил просек фишку: Морис все делал с удовольствием. Если какое-то дело было неприятным, он всегда находил возможность переложить его на кого-то другого.
– Ну ладно, – сказал Морис. – Фил, верно?
Тот кивнул.
– Так вот, Фил, мне нужен помощник. Принимать звонки, составлять расписание, знать, когда я с кем встречаюсь и где... Ты следишь за моей мыслью?
Фил снова согласно опустил голову.
– То есть не допускать к вам тех, кого вы не хотите видеть, и организовывать встречи с нужными людьми? Это я могу. Что-нибудь еще? Отдавать одежду в чистку?
Морис хмыкнул.
– Нет, этим занимается домработница. Нужно только следить, чтобы она вовремя приходила.
– Готовить?
– А ты умеешь?
Фил неопределенно пожал плечами.
– Немного.
– Нет, готовить не надо. Но если я прошу быстро явиться ко мне... куда угодно, нужно не задавать вопросов, а быстро сесть за руль и приехать так, чтобы никто ничего не заметил.
– Значит, функция «трезвый водитель». Понятно.
Кивнув, Морис снова затянулся.
– Что-то вроде того, – согласился он, выпуская дым. Потом помолчал, раздумывая. – Но главное, Фил, нужно помалкивать — никому не говорить о том, что у меня происходит, ни с кем меня не обсуждать, даже с подружкой или мамой... Ты меня понимаешь?
– У меня нет подружки, – ответил Фил. – А мама давно умерла.
– Извини. Парень есть?
– Я не по этой части.
– Понятно, – Морис снова выдохнул колечко дыма и посмотрел на дверь клуба. – Ладно, пора возвращаться. А пока я докуриваю, убеди меня, что я должен взять именно тебя. У тебя еще есть секунд тридцать.
3
Работать с Морисом оказалось непросто, но интересно. Он был хорошим боссом – не кололся, не растлял малолеток, не совершал кучи других омерзительных мелочей, к которым часто бывают склонны люди, которые долго шли к успеху через унижения, а потом, поднявшись на вершину, решали, что теперь пришла их очередь причинять другим страдания.
Морис не сидел на странных диетах, не увлекался мистическими учениями голливудских шарлатанов и не искал Бога через Интернет. Он был нормальным – насколько может быть нормальным парень, живущий ненормальной жизнью в ненормальном голливудском обществе.
Правил у него было немного: никаких детей, животных и гостей на его территории, никакого табачного дыма в помещении, а за звонок, принятый после второго, а не после первого гудка, следовал незамедлительный штраф.
Официально раз в неделю Филу полагался выходной, но родных у него не было, а знакомые быстро стали общими. Так что воскресенье мало чем отличалось от других дней недели: с утра Фил ехал в Санта-Монику на пляж, но уже с девяти утра начинал поглядывать на телефон, а еще через час словно бы случайно забредал в небольшое кафе с видом на океан, где любил завтракать Морис. Остаток дня они обычно проводили вместе, растворяясь в компании бесконечного разнообразия приятелей, которые липли к общительному, обаятельному Морису, точно мухи к меду.
Со временем Фил перестал удивляться всему – и легкости отношений, царившей в местном обществе, и странностям других людей, и удивительным, а порой и жутковатым обычаям и привычкам окружающих, казавшихся здесь совершенно нормальными.
Как-то раз, явившись к Морису поутру, он обнаружил босса сидящим за кухонным столом в окружении каких-то штук явно медицинского назначения. Стоявший над ним сухощавый лысеющий мужчина набирал что-то в шприц, не переставая сердито выговаривать Морису:
– Ну как можно доводить лицо до такого состояния?! А ну-ка, улыбнитесь. Шире, вот так. А теперь сморщите нос... Поднимите брови... Видите, у вас тут просто коллагеновый провал?
Морис, послушно корчивший гримасы по приказу своего сурового гостя, виновато улыбнулся.
– У вас есть лед? – отрывисто спросил тот, протирая ему лоб ватным тампоном.
Фил молча подошел к холодильнику, но, покопавшись в морозилке, искомого не обнаружил.
– Есть замороженный горошек, – подал он голос. – Доброе утро, Морис. А вы?...
– Доктор Айзенштейн, – обронил человек со шприцом так, словно это Филу о чем-то говорило. – Давайте сюда, – он, не глядя, протянул Филу свободную руку, и тот положил на нее покрытый изморозью пакет.
– Привет, Фил, – сказал Морис, – Я не слышал, как ты пришел.
– Так, не дергайтесь, – сурово перебил его доктор Айзенштейн. – Поднимите брови... – и он воткнул шприц ему в лоб.
Фил, не переносивший вида иголок, ощутил, что его замутило, и отвернулся.
– Ну, вот и все, – донесся до него голос доктора. – Теперь прижмите что-нибудь холодное, чтобы снять красноту. И месяца через три, Морис, запишитесь ко мне на прием, я посмотрю вашу носогубку... Вашему другу что-нибудь нужно?
– Фил? – позвал Морис, от души ухмыляясь – он уже был в курсе, как тот не любит уколы. – Доктор интересуется, как поживают твои морщины. Не хочешь от них избавиться?
Фила передернуло.
– Нет, не надо, – быстро сказал он. – Мне дороги мои морщины, спасибо большое. К тому же меня пугает ботокс – не хочу, чтобы вместо лица потом была маска.
Доктор, уже начавший собирать свои жуткие инструменты и склянки, фыркнул, словно недовольный жеребец
– Какой еще ботокс? – возмущенно возразил он. – Это же чистая гиалуронка!
– И все равно – нет, спасибо! – решительно отказался Фил, и Морис кашлянул, явно борясь со смехом и при этом не переставая прижимать замороженный горошек ко лбу. – Я буду в гостиной, Морис, если понадоблюсь. Всего хорошего, доктор Айзенштейн!
Когда Морис вышел из кухни, на ходу убирая бумажник в задний карман джинсов, Фил уже успел проверить его почту и согласиться от его имени на два интервью.
– А где твой горошек? – поинтересовался он. – Слышал, что сказал доктор Айзенштейн? Может быть синяк, а у тебя сегодня телевидение.
Морис беззаботно пожал плечами.
– К черту горошек, – сказал он. – Посмотри лучше, что у меня есть...
С этими словами он прошел прямиком к одному из сейфов, разбросанных по дому, – этот был спрятан за картиной в гостиной, – и, не особенно скрываясь, набрал код. Фил деликатно отвел глаза. Порой беспечность Мориса его просто поражала.
– Смотри! – с следующую секунду перед ним на стол лег новенький, пахнущий оружейной смазкой пистолет, а также здоровенная коробка патронов и глушитель.
Фил замер.
– Полагаю, разрешения на него у тебя нет? – он даже не спрашивал – утверждал.
Хмыкнув, Морис высыпал на руку несколько патронов и принялся заряжать пистолет – да так ловко, словно только этим всегда и занимался.
– Это Джейк притащил, – обронил он как ни в чем ни бывало. – Брат его подружки как-то связан с трафиком героина и пушек из Мексики. Но тот парень уверял, что пистолет чистый, Филипп, так что не дергайся ты так. – Он щелкнул предохранителем и прицелился в чайку, летящую за окном. – Красота какая, а? Держишь его – и хуй словно удлиняется вдвое. Тебе стоит попробовать, точно говорю! Хочешь?
– Нет, спасибо, – Фил осторожно отвел от себя его руку с оружием. – А глушитель тебе зачем?
– Это подарок, – беззаботно ответил Морис и сунул пистолет за ремень своих джинсов, сзади, а потом небрежно поправил подол футболки – Ладно, поехали!
Фил сглотнул.
– Куда? – тяжело спросил он, уже представляя себя участником вооруженного налета.
– Испытывать, конечно, – нетерпеливо пояснил Морис. – Давай, давай, патроны прихвати! Будет весело.
Морис был прав – это и правда оказалось весело. Для него. По дороге они еще зацепили ящик пива, и Морис со смеху умирал, когда Фил каждый раз сжимался при виде дорожной полиции. Незарегистрированный пистолет лежал перед Морисом в бардачке, и время от времени он вытаскивал его, чтобы взвесить на руке или погладить дуло. Непонятно почему Филу каждый раз хотелось отвести глаза.
Когда они притащились на пустырь, Фил был уже почти болен от беспокойства и нервного возбуждения. Так что он отпил из предложенной пивной бутылки прежде, чем успел подумать, кто же сядет за руль на обратном пути.
Морис тем временем выстроил пустые бутылки батареей и прицелился.
Бам!
Темное стекло разлетелось вдребезги, подняв тучу мелких брызг.
Бам!
– Теперь ты, Фил! Ох, ну давай же! – Морис улыбался, глядя на него своими темными глазами, взгляду которых было просто невозможно противостоять.
Поколебавшись, Фил принял у него из рук теплый ствол. Примерил к руке, оценивая форму и вес, потом прицелился...
Бам!
Еще одна бутылка рассыпалась брызгами.
– Неплохо! – одобрил Морис, делая очередной глоток. – Ты где учился стрелять?
Фил пожал плечами, снова прицеливаясь.
– Отец научил. Прежде чем свалить от нас с мамой.
Он снова выстрелил, вздрогнув от отдачи.
– Ты один в семье? – поинтересовался Морис будто бы мимоходом. С той самой первой встречи они ни разу не делились воспоминаниями детства – все-таки не друзья, просто работали вместе, так к чему эти откровенности?
– Нет, у меня две сестры, – Фил передал оружие Морису и снова взял в руку пивную бутылку. В конце концов, подумалось ему, можно было потом вызвать такси. – С тех пор, как мать умерла, мы почти не общаемся. Сестры обе семейные... Живут в Вермонте. А тебя кто научил?
– Отчим, – Морис прицелился.
– Он жив?
Бам!
– Угу. В Канаде. Думаю съездить к нему на День благодарения.
Это отличалось от официальной версии биографии Мориса, вывешенной в Интернете, но Фил пока решил не уточнять.
– А мама?
– Мама умерла.
– Прости.
– Ничего, это уже давно было. Твоя очередь! – и Морис снова отдал ему пистолет.
Вопреки уговорам Фила, обратно они поехали на машине. Морис просто сел за руль и сказал:
– Считаю до трех и уезжаю!
И Фил сдался. Морис гнал так, словно специально напрашивался, и вселенная поспешила пойти ему навстречу. Когда до них донеслись звуки полицейской сирены, Фил буквально ощутил, как у него душа уходит в пятки.
Морис остановился как ни в чем ни бывало и расслабленно откинулся на сидении.
– Ты только не забудь внести за меня залог, Фил, – беззаботно усмехнулся он.
И тут Фил вдруг с кристальной ясностью понял, что сейчас случится. Полиция подойдет, и Морис начнет отрицать, что пил. Ему ведь еще ехать на телевидение, так что ночь в обезьяннике не входит в планы. В общем, он не признается. Так что полиция станет настаивать, а он – злиться. Возможно, даже пошлет кого-нибудь нах – за ним не заржавеет. Тогда они вытащат его из машины силой, положат лицом на капот и обыщут здесь все, включая бардачок.... Но это – если Морис будет за рулем, сказал кто-то в голове Фила. Определенно кто-то умный, потому что идея оформилась в голове молниеносно – словно перед мысленным взором появилась табличка с верным ответом. “Если притвориться, что Морис был слишком пьян, чтобы вести машину, и попросил друга сесть за руль, к нему и его автомобилю никто не прицепится” – вот что было на ней написано. И Фил принял решение.
– Меняемся, быстро! – сказал Фил, глядя в зеркало заднего вида, как открывается дверь полицейской машины и боясь лишь одного – не успеть.
Морис лениво улыбнулся, поднимая бровь в явном непонимании. Коллагеновый провал над ней никуда не делся, некстати заметил Фил, и почему-то это его странно порадовало.
– Что?
– Немедленно отстегивайся, твою мать! – рявкнул Фил и с силой дернул ручку, отодвигавшую кресло назад.
Морис моргнул. Посмотрел назад, потом на Фила, а после – на бардачок. И тут до него наконец дошло – это было явно видно по его вмиг протрезвевшим глазам. Не задавая больше вопросов, он моментально щелкнул застежкой ремня безопасности, отъехал в кресле назад и потянулся к Филу – меняться местами.
Автомобиль была маленькоий – крошечная спортивная машинка, в которой и не развернуться толком. Так что совершить такой маневр было непросто – им пришлось плотно прижаться друг к другу, прежде чем Морис оказался на пассажирском сидении, а Фил – за рулем.
– Черт, Фил, – нервно прошептал Морис. – И как я только не подумал...
Фил поднял на него глаза, и вот тут-то все и случилось. Бывают такие моменты, которые вдруг растягиваются на века – да что там, просто навеки останавливаются, точно вовремя пойманный кадр. Фил увидел вблизи его гладко выбритую щеку и красноватое пятнышко от укола на лбу, и у него вдруг остановилось дыхание. От Мориса пахло смесью пива, сигарет и геля для бриться, и от этого запаха, а еще больше – от близости его приоткрытых ярких губ у Фила вдруг встало, как никогда.
– Быстрее, – лихорадочно сказал он, подавляя неизвестно откуда взявшееся и совершенно иррациональное желание прижать его бедра к своим.
Морис посмотрел на него с выражением, которое Фил не смог разгадать, и наконец устроился на пассажирском сидении. Щелчок ремня безопасности вывел Фила из ступора, и оба синхронно улыбнулись в окно полицейскому.
– Здравствуйте, офицер! – сказал Фил, молясь, чтобы Морис не посмотрел вниз.
Однако его надеждам было сбыться не суждено.
– Чем мы можем помочь? – подватил Морис. А потом положил ему руку на внутреннюю сторону бедра и лениво провел вверх, не переставая невинно улыбаться.
Именно в этот момент Фил понял, что пропал. Он был окончательно и бесповоротно влюблен в Мориса Лурье.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ ЗДЕСЬ
Глава 4. Трое
Глава 5. Адриана
Глава 6. Эмилио
Глава 7. Смерть
Глава 8. Боль
Глава 9. Одиночество
Глава 10. Другие
Глава 11. Адриан
Глава 12. Грех
НОВОЕ! Глава 13. Морис
НОВОЕ! Глава 14. Прощание
НОВОЕ! Эпилог
Я тут сижу и ему завидую. Искренне и по-белому. Мне силы духа хватило только на четверть.
Rashelle, спасибо! я ужасно рада, что в этой истории ты с нами. размер - да там уже почти 100 страниц, за 3 дня. и Морис - ну да, есть такое дело
Я помню, помню, как ты говорила на СС - вам не понравится то, что я пишу. Ага, щас)) Я чувствую "своих" авторов.
По тексту - это очень вкусно и здорово и атмосферно и великолепно ощущается. Сильные балетные ноги, сутуловатая спина, некоторая скованность, а потом, наоборот - раскрепощенность. Ну и всё, как я люблю - психотерапия, танцы. Отлично. Джеральдин напомнила Кейт Бланшет из истории, как его там? Бенджамина Баттона, да?
размер - да там уже почти 100 страниц, за 3 дня.
Чё, серьёзно? Эээ, у меня нет слов. У меня странички четыре за 2 дня. Но у меня мелкий карапуз, поэтому взрывается голова, а времени нет.
и Морис - ну да, есть такое дело
А кто он - Морис? Прототип.
Кстати, это надо как-то посильнее нести в массы, ты в курсе? Ничего, что я так запанибратски? На серый хотя бы, для начала.
Я рада, что тебе нравится! Я сама пока горю этой историей, она из меня хлещет - только подставляй. Но так не всегда. Я могу месяцами ничего не писать - и не читать. А потом вдруг несколко днкй пишу. А после опять перерыв.
Я не смотрела Бенджамина Баттона
Про Мориса - Рашель говорит про внешность, нам с ней нравится один и тот же типаж, что легко заметить по нашим юзерпикам
Нести в массы - не верю я в это. Меня никто не читает, а фидбек, даже в больших архивах, до того незначительный, что не стоит времени на выкладку. А серый - это что?
А сколько ребенку? Я тоже впервые начала писать после рождения своего.
Моему полтора - меня тоже прорвало после рождения и до сих пор торкает не по-детски, но я пишу давно с 12 лет, просто мне сразу сказали, что это слишком глубокомысленно, чтобы думать о публикациях - пишите чернуху и будет вам счастье. Я долго не писала или писала в стол. Больше этого делать не хочу.
В общем, всё будет хорошо)) Главное - поверить в себя, тогда и читателей можно будет убедить - силой своей уверенности.
Моему сыну полтора года и вот уже месцев восемь я живу в таком авральном режиме писания и ребенка)) Тяжело, но в кайф))
Серый - SlashWorld - по крайней мере - самый живой форум, очень активный. Говна хватает, но где его нет? В рейтингах сопливые офисные романчики, флаффчик или неумелый отвратный нонкон, но есть несколько чрезвычайно сильных авторов профессионального уровня. Поглади пока что там, да как. И да, нельзя забывать, что чем лучше ты пишешь, тем меньше тебя читают)) Зато иногда приходят, действительно стоящие люди, с комментом не в два слова и даже наставляют тебя на путь истинный, т.е. заставляют тебя писать ещё лучше, дают правильный пинок. У меня есть свой небольшой, но сплочённый круг и мы друг друга поддерживаем. Я не говорю о случайных залётных читателях. Бывает, что их много, но из 300-400 человек - набирается храбрости один, по-статистике, но учитывая, что набирается 5-6 тыщ просмотров - это уже хороший результат, согласись? Потому что хорошие, на уровне серьёзные произведения комментят бояться и не все читают - это факт. Мы даже дружим по дайрикам с модером этого форума, но она меня не читает)) Я не в обиде. Некоторые друзья из ПЧ не читают, говорят слишком серьезно. Но это не мои проблемы, а их. Елси кто-то не хочет прыгать выше, что я могу сделать?
В общем, пока мой посыл какой - не переживай и не сдавайся, сходи по ссылке, посмотри, освойся))
slashyaoi.borda.ru/?0-10
Приду - напишу дальше))
но спасибо за совет!
удачи с шопингом!
Слэш-не слэш, если есть м+м - то всё нормально. Не надо просто в шапке указывать гетослэш, пиши слэш, встречается гет. И всё. А то, что получается, для бисексуалов нужно новые форумы создавать?
Лично я с бОльшим удовольствие читаю, когда есть и гет и слэш, по крайней мере - это похоже на правду, а кругом все геи - нет. Кроме того, в плане коммерческого успеха - гетослэш лучше, чем просто слэш. В общем мне надо ещё почитать, чтобы понять, как у тебя там что распределяется. При любом раскладе - не вижу проблем, чтобы разместить это ещё в куче мест.
Нет, пожалуй. У меня был период большой читательской любви, в старом фандоме, но потом я тут от бывших своих и закрылась.
Здесь у меня тщательно собранное, приличное общество, которое меня не обижает и в меру своих возможностей комментирует.
В общем, как бы там ни было, я буду тебя читать, и мои друзья, если позволишь. Хочу дать ссылки и прошу твоего разрешения.
спойлер: братец знает, о чем говорит, и это выяснится уже максимум через пару глав.
и Мэрион хорошая, да. даже жаль, что она - не Адриана
я совершенно не ожидала, что ты меня станешь читать и тем более комментировать
Да вот подумала, что не все ж только херней какой-то заниматься, надо и хорошие полезные дела совершать)
Мэрион очень чуткая и сердце у нее золотое. И что она умеет делать фантастический минет.
идеальная женщина
Фил тяжело сглотнул, не сводя взгляда с фотографии: на ней его лицо было искажено голодной радостью, а щеки – набиты булками.
что это все какой-то розыгрыш или, может, сейчас выяснится, что его позвали принести еще вина.Филип замер, тайно подозревая, что где-то пути к этой спальне у него оторвался тромб, и он умер. Фил такой забавный у тебя получился, простой и милый, очень интересно будет почитать про него следующую главу
Фил с трудом подавил желание заблокировать двери машиныЧестно ,я думала, что все же достанется парнишкам на орехи от пылающих праведным гневом братишек Мэрион, но глава кончилась так хорошо и многообещающе-– Тебя Мэрион любить больше, чем того, второго.- Вот она- интрига!!!
Он придвинул рисунок бабушке, которая тут же плотоядно ухмыльнулась и одобрительно зацокала языкомона чмокнула его в щеку беззубым ртом и при этом от души ухватила за зад Бабуля супер, своего не упустит-
С нетерпением жду продолжения! Настроение очень поднимает эта история!
P.S.
НЦ просто великолепно!
Офф: у меня к тебе еще будет дело писательского толка, когда ты там немного оьоснуешься и наберешься впечатлений, но пока не буду говорить
Rashelle, ох, она еще недолго будет позитивной, я так подозреваю. там у нас куча всякой драмы-мелодрамы ожидется - вряд ли юмор перевесит.
бедные мальчики, дорвались до плюшек и спалились!
Все Морис виноват - чем он думал вообще?!
Фил такой забавный у тебя получился, простой и милый,
Фила мне заранее ужасно жаль. я уже писала, тут практически все повествование идет от его лица, мы видим ситуацию в основном его глазами. и хотя по итогу это у нас Морис - главный страдалец, Фила отчаянно жаль.
НЦ просто великолепно!
На здоровье! У меня оно, кажется, в каждой главе - давно не писала настолько эротических историй. Мне хотелось противопоставить наличие физической близости и отсутствие эмоциональной. Надеюсь, получится.
В фандоме мы с тобой, я помню, были на разных полюсах
По большей части, да, немножко в разных)
4
Мы сейчас не будем о признаниях и первом поцелуе – это совсем уже другая история. К тому же, она включает Лондон, Эмилио и Адриану, а этого года в жизни Мориса просто не было. Во всяком случае, он так решил, едва вернувшись в ЛА, и кто такой был Фил, чтобы ему в этом возражать?
Словом, мы перелистнем несколько страниц и вернемся к Морису и Филу в тот момент, когда в их жизни появилась Мэрион.
Это случилось через пару лет после окончания того периода, которого не было. Мэрион была хорошенькой, улыбчивой, спокойной и не обижалась вообще никогда и ни на что. Разумеется, Фил сразу же ее возненавидел.
Какое-то время Мэрион с Морисом встречались, все чаще оставляя Фила коротать вечера в одиночестве с бутылкой вина. Алкоголь хоть немного притуплял жгучую ревность, которую он испытывал, однако Фил всегда помнил о том, к чему это может привести: алкоголичка-мать, которой плевать было на сына и двух его младших сестер, оставила в его памяти неизгладимое впечатление. Когда она умерла девять лет тому назад от почти неизбежного цирроза, он испытал лишь облегчение. Но все это – ревность, одиночество, алкоголь – было вначале. Однажды Мэрион зазвала Фила в их общую с Морисом спальню, и он остался там до утра. Потом это случалось опять и опять, пока не стало привычным для всех троих. Общая постель, как известно, не повод для дружбы, однако Мэрион с Филом со временем все же, можно сказать, даже подружились – точнее, договорились соблюдать нейтралитет. Во-первых, выяснилось, что вдвоем удерживать Мориса от глупостей куда проще, чем по одиночке, а во-вторых, оказалось, что в плане дельных советов Мэри просто незаменима.
Например, она буквально заставила Мориса организовать продюсерскую компанию, пока он окончательно не обанкротился. Идея, поначалу показавшаяся Филу дурацкой, на деле оказалась чистым золотом – у Мориса был нюх на проекты, которые, не смотря на кажущуюся бредовость, вдруг начали приносить деньги – не сумасшедшие, нет, но вполне ощутимые. Еще Мэрион уговорила Мориса попробоваться на небольшую роль в один фильм, обещавший собрать всех звезд, и тот согласился и даже прошел кастинг. Со стороны Мориса, четыре года не участвовавшего в больших голливудских постановках, это был серьезный шаг. К тому же Морис был прав, Мэрион и правда делала фантастический минет.
Это было странно и лишено всякой логики, но втроем им было даже лучше, чем вдвоем, раньше. Мэрион словно стала их общей мамочкой, по которой они тайно тосковали. Мамочкой, которая дает потрогать по юбкой, но кому какое дело до того, что происходит за закрытыми дверьми?
В общем, Фил смирился с существованием Мэрион, а со временем даже научился ему радоваться. Сам безумно влюбленный в Мориса, он видел в Мэрион точно такой же огонь, и вскоре вполна оценил счастье участников фан-клуба, что собираются вместе для совместной дрочки на кумира. Потому что Морис – Морис не любил никого. Это был горький и грустный факт, которому не существовало ни об'яснения, ни оправдания.
Поначалу Филу казалось, что Морис просто перегорел после Адрианы, но время шло, и ничего не менялось. Он мог исчезнуть на неделю без объяснений или привести домой нового любовника или любовницу, не считаясь с мнением теперь уже двух постоянных партнеров. Морис позволял любить себя, не торопясь что-то давать взамен. Должно быть, уже одно то, что он соглашался делить с кем-то пространство, казалось ему чересчур большой уступкой.
На тридцать первый день рождения Мориса, 15 июня, Фил и Мэрион обманом выманили его из дома, чтобы подготовиться к вечеринке. Фил изначально не считал эту идею такой уж хорошей – за три года он изучил своего босса и любовника так близко, как это только было возможно, и знал, что сюрпризы ко дню рождения – это вовсе не то, что приводит Мориса в восторг. Но Мэрион было плевать на здравый смысл и уговоры. Стоя у плиты, она сочиняла фантастический ужин, сияя от радости, и Фил просто не мог найти в себе силы ее обломать. В конце концов, подумал он, заражаясь ее энтузиазмом, почему бы и нет? Люди меняются. А иногда, говорят, в мире даже случаются чудеса. Так почему бы чуду не заглянуть и в их дом?
Они прождали Мориса до полуночи. Его телефон не отвечал, и Мэрион сходила с ума до утра, прежде чем снять трубку и начать обзванивать больницы и морги. Примерно на третий час поисков в Твиттере Мориса появилась запись: "С прошедшим днем рождения меня!" и снимок носа яхты, заслоняющего вид на океан.
Прочитав запись как минимум раз двадцать, словно в надежде отыскать в ней какой-то тайный смысл, Мэрион сурово сжала губы и отправилась собирать вещи. Фил не пошел за ней: ему было слишком стыдно. Не за Мориса, за себя – за то, что терпит от него такое. К тому же, ему просто нечем было ее успокоить.
Мэрион уехала, не прощаясь, а он еще три дня провел у монитора, отслеживая твиты друзей Мориса. Судя по восторженному чириканью давно влюбленной в него Сэнди, она наконец-то добилась своего.
В конце недели Филу удалось до звониться до Мориса, однако трубку поднял Джейк. Пьяно икая, он сообщил Филу, что Морис сейчас не может подойти, но просит передать, что отпускает его в отпуск до конца месяца.
И тогда Фил собрал вещи и поехал за Мэрион.
ему было слишком стыдно. Не за Мориса, за себя – за то, что терпит от него такое-
ради того чтобы просто быть рядом. Фил вызывает симпатию, надеюсь у них с Мэрион что-то получится и без Мориса
Меня страшно радует в принципе то, что тебе пишется. Это даже не читая. А прочитав два первых фрагмента, добавляю: это история для меня. Герой – «мой», интересный мне во всех проявлениях и взаимодействиях, и по очевидным причинам почти родной. Я понимаю, что экстраполировать на него знакомые черты и характер не стоит, но мне в эту игру играть приятно. И смотреть на Мориса приятно, потому что это, конечно, мой тип, что внешне, что – лицедей, мистификатор и провокатор немножко – внутренне. Очень хочется продолжения. Хочется знать этот вариант развития событий. Об остальном – после.
Rashelle, вот тут не поняла. Морис жертвует собой? Где?
Фил вызывает симпатию, надеюсь у них с Мэрион что-то получится и без Мориса
как раз сейчас об этом пишу. не знаю даже, получится ли
Кстати может я не заметила, но по-моему описания внешности Фила нет нигде пока, а очень хочется
тут ты абсолютно права! была пара возможностей, но я там не вписала почему-то. непременно доаблю, спасибо, что заметила! и спасибо, что читаешь меня
Египетская мау, Таня, дорогая, а вот о тебе я беспокоюсь. Не стоит тебе это читать, мне кажется. Текст тебя может расстроить, а я не хочу тебя расстраивать. Не читай, я серьезно! Ладно?
Rashelle, вот тут не поняла. Морис жертвует собой? Где?
Нет-нет, просто я неправильно сформулировала мысль, хотела сказать, что Морис мне не может не нравиться в принципе, НО Фил вызывает такую симпатию, что становится обидно за него (за Фила), что он терпит такое положение вещей, что он (Фил) прячет глубоко и никому не показывает свою ревность, уязвленное самолюбие и тд... И что в этом контексте считаю уход Фила и Мэри обоснованным.
да, они правильно поступили, я тоже так думаю. только далеко ли они успеют убежать?
1
– Вы выглядите усталым, – сказала доктор Купер, глядя, как Морис устраивается на ее кушетке. – Хотите прилечь?
Он благодарно улыбнулся.
– Если не возражаете.
– Устраивайтесь так, чтобы было удобно, – посоветовала она.
Морис вытянулся и, издав короткий сладкий стон, закрыл глаза. Черты лица его смягчились, будто у него что-то болело, а теперь вдруг прошло.
– Если я засну, толкните меня в бок и сразу убегайте, – сказал он. – Я спросонья могу неадекватно среагировать.
– Договорились, – Купер посмотрела на его безмятежное лицо. – Так лучше?
– Гораздо. Спасибо, Кристин. Вас ведь зовут Кристин?
– Пожалуйста, называйте меня доктор Купер.
Он едва заметно улыбнулся.
– Спасибо, доктор Купер. О чем бы вы хотели сегодня поговорить?
– А вы?
– Я бы хотел просто полежать. Молча. Но так ведь не получится?
– Получится, просто тогда вам придется ходить ко мне дольше.
– Верно, – со вздохом согласился он.
– Расскажите мне, как прошла неделя.
Морис открыл один глаз и с интересом посмотрел на нее.
– Мы женаты? – уточнил он. Но, встретившись с ее суровым взглядом, тут же стер с лица ухмылку. – Простите. Неуместная шутка. Неделя, неделя... Ладно. Я снова занимаюсь в танцевальной студии – с другим учителем. Ее зовут Джеральдин Стюарт. Она отличный преподаватель — мне сказали, самый лучший. Мы занимаемся каждый день, пока по три часа, но скоро, надеюсь, дойдем до восьми... Вы знали, что Фред Астер репетировал по восемь часов в день?
– Нет.
– Но это правда.
Кристин помолчала, разглядывая своего пациента так, словно увидела впервые. Он был привлекательным — если, конечно, вам нравятся высокие худые парни с длинными конечностями и до черноты темными глазами. Морис улыбался открыто, отвечал на вопросы доброжелательно, и при этом постоянно уклонялся от нее, — утекал, словно песок сквозь пальцы. И это продолжало раздражать ее. Точнее, нет, не так. Она была расстроена и разочарована из-за того, что никак не могла найти к нему подход. Морис вел себя так, словно она была досадной помехой, — ничего не значащей, но неприятной, точно жужжащая муха на стекле. Ему сказали прийти к ней — и он пришел, сказали говорить — и он говорил. Но в его словах не было ничего ценного — лишь бессмысленная звуковая шелуха, назойливый белый шум. И кто вообще сказал ему, что он вернется в проект?
– А как ваша спина? – поинтересовалась Кристин. – Не болит?
– Нет, доктор Купер, не болит. Почти. Вот мышцы — мышцы ноют, – Морис бросил на нее пронзительный взгляд. – Может, пропишете мне обезболивающее?
Она и бровью не повела.
– Купите себе разогревающую мазь — они продаются без рецепта.
Морис хмыкнул, будто она сказала что-то смешное, а Кристин снова охватило раздражение. Хватит, сказала она себе, прекрати. Разве ты не видишь, что он специально это делает?
– Хорошо, с танцами мы разобрались, – сказала доктор Купер. – Что еще произошло важного со времени нашей последней встречи?
Морис задумался.
– Да вроде бы ничего... Ах да! Меня бросила девушка.
– Вот как?
– Именно так, доктор Купер. Ушла к моему парню. Так что теперь я остался совсем один.
– И что вы чувствуете по этому поводу?
Морис даже не задумался.
– Досаду, – был ответ. – Злость. Обиду — ведь они договорились обо всем за моей спиной.
– Вы можете расположить свои чувства по этому поводу от самого слабого до самого сильного?
Он кивнул.
– Конечно. Ревность. Злость. Досада. Обида.
– Значит, на вершине обида? – уточнила Кристин.
Его глаза странно блеснули.
– Нет, доктор Купер.
– А что?
– На вершине пирамиды — облегчение.
2
– Не вернусь, – твердо сказала Мэрион. – Даже не уговаривай меня, Филипп, нет!
Они сидели на скамейке перед домом родителей Мэрион и наблюдали, как по двору бегают куры. В своих узких джинсах, маленькой белой маечке с открытой спиной и украшенных бисером сандалиях она выглядела так, будто приехала в деревню сниматься для журнала Elle. Вокруг было безлюдно, словно после Апокалипсиса, и Фил чувствовал себя потерянным и совершенно беспомощным.
– Морис просто такой, как он есть, – сказал он. – Тут уж ничего не изменишь. Но он тебя любит – по-своему, как умеет, но любит, поверь мне. Просто он боится подпускать кого-нибудь слишком близко...
Это была ложь – от первого до последнего слово, и Фил знал это. И, что еще хуже, знал, что в глубине души Мэрион тоже это знала. Однако так уж мы устроены – влюбившись, хватаемся за соломинку, надеясь, вдруг случится чудо, и любовь из неразделенной вдруг станет взаимной?
– Все ты врешь, – с надеждой сказала Мэрион. Ее спина была как горестный вопросительный знак. Почему Мэрион, такую чудесную Мэрион с ее большими ясными глазами и обезоруживающей улыбкой, любимицу публики Мэрион, Мэрион, добрую самаритянку, обелившую свою карму уже сто тысяч раз словами благодарности фанатов и умирающих в хосписах онкобольных, отодвинули, бросили, словно ненужную вещь? И почему, почему это так больно?
Она искала причину в Морисе, пыталась отыскать хоть какое-то оправдание, и у Фила оно было. Он мог бы сказать: "Знаешь, Мэрион, однажды была такая девушка, Адриана...". И после этого Мэри бы собрала вещи и вернулась, чтобы больше никогда не обвинить Мориса – ни словом, ни вздохом, ни взглядом. Но вот беда – Адриана была из Города, Который Нельзя Упоминать, и именно она являлась причиной, по которой нельзя. Причиной, Которой Не Было, Из Города, Которого Больше Не Существовало – на карте Мориса и в его воспоминаниях. Так что Фил просто положил руку на горячую от солнца гладкую спину Мэрион и притянул ее к себе.
– Я без тебя не справлюсь, – снова солгал он. Или не солгал? Неважно. Главное, что Мэрион всхлипнула, уткнулась ему в плечо и расплакалась. А значит, подумал Фил, рассеянно целуя ее в теплую макушку, надежда на возвращение все еще теплилась.
Когда в тот вечер Фил и Мэрион ложились в ее узкую девичью постельку, ему вдруг пришло в голову, они никогда еще не делали этого раньше – вот так, наедине. Морис всегда был рядом – целовал, прикасался, просто смотрел, и каждый раз, протягивая к нему руку, Фил и Мэрион ощущали это ответное пожатие, видели улыбку, слышали его низкий голос, по-актерски четко выговаривающий волнующие непристойности или шептавший признания, от которых все сжималось внутри, а сердце замирало. Морис был клеем, соединявшим их вместе, и без него оба ощущали себя одинокими.
Нависая над Мэрион, Фил со все возрастающей паникой думал: у нее что, всегда были такие темные глаза? Она что, всегда вот так улыбалась – одновременно браво и потерянно, и смотрела на него с болезненной храбростью отчаяния? Ее лицо, знакомое до самой последней черточки, вдруг показалось ему новым, а маленькое гибкое тело – чужим. И при этом Мэрион обнимала его и гладила по спине, шепча неразборчиво-ласковое, словно это Фил, а не она сама нуждался в тепле и утешении.
– Ничего страшного, – сказала она участливо, когда он лег рядом, обливаясь потом и терзаясь виной. -– Со всеми бывает...
Кроме Мориса, хотелось ему возразить. Сукин сын не знал осечек, извлекая свою выгоду из соития с любым, даже самым неумелым партнером. Даже с таким, как Фил.
– Я знаю, сейчас не самый подходящий момент для таких вопросов, но я все-таки спрошу, – Мэрион повернулась на бок, пристально глядя на его профиль, четко обозначившийся в свете Луны. – Можно?
Фил кивнул. Большего позора он на сегодня уже не ожидал.
– Я никогда не видела, чтобы вы с Морисом... – начала она, и он замер, затаил дыхание. Имя Мориса прозвучало в темноте, словно заклинание – казалось, их снова трое. Только на этот раз кто-то лишний. Мэрион еще помолчала, а потом спросила – быстро, чтобы не передумать и не свернуть по дороге на более безопасную тему. – У вас всегда был только оральный секс?
Фил посмотрел в темноту, не решаясь повернуться и посмотреть в глаза. Было бы странно, если б Мэрион за столько месяцев ничего не заметила. Но еще более странным было то, что она не спросила об этом раньше. Однако ответить на вопрос оказалось непросто.
– Мы не... – начал было он. Они и правда – никогда. Фил каждый раз говорил, что не готов, и Морис не настаивал. Так казалось проще. Фил был свято уверен: без проникновения нет секса. И не потому, что он боялся переступить черту, за которой его вера в собственную непробиваемую гетеросексуальность наконец пошатнулась бы, нет. Дело в том, что Морис был совершенством. А Фил был просто Филом – самым обычным. Невысоким, плотным, с намечающимся животиком с начинающими редеть рыжеватыми волосами. С каждым годом – да что там, с каждым месяцем, неделей и днем разница между ними увеличивалась. Морису шел возраст – с годами он стал крепче, как будто даже шире в плечах, не таким субтильным, как во время их первой с Филом встречи; его лицо, не в последнюю очередь благодаря стараниям голливудских кудесников – косметологов и врачей, приобрело четкость, а зубы – безупречную белизну. У Мориса были собственные визажист, парикмахер, консультант по имиджу, нутрициолог, тренер по фитнесу и косметолог, не говоря уже о докторе Айзенштейне. Словом, Фил был по эту сторону экрана, а Морис – наоборот.
Однажды, Фил знал, Морис его бросит. И вот тогда он готовился сказать себе: “Это ничего, мелочи. Мы никогда не были любовниками – в конце концов, у нас ведь даже настоящего секса не было”. Возможно, всегда думал Фил, ему при этом будет не так больно.
– Нет, никогда, – ответил он Мэрион. – Морис не хотел, а я не настаивал.
Мэрион тихонько вздохнула в темноте.
– А знаешь, я снова завелась, – призналась она. – Попробуем еще разок?
Утром они отправились домой. Сели в машину, погрузили вещи и поехали. Можно было сесть на самолет, но в дороге, что расстилалась перед ними, было что-то завораживающее-успокаивающее. Никакой суматохи аэропортов, никаких неожиданностей, – шоссе было словно залогом того, что они действительно возвращаются. Домой – туда, где сердце. Туда, где Морис.
Вид у Мэрион был совершенно измученный: маленькое личико в форме сердечка осунулось, а глаза запали. Казалось, она всю ночь плакала, хотя Фил точно знал, что это не так. Тем не менее, ему было так остро жаль Мэрион, что хотелось остановиться прямо посреди дороги, обнять ее и баюкать, как маленькую, но он знал, что этим только все испортит. Так что Фил просто сжимал руль покрепче и смотрел вперед.
Машина Мориса стояла под дорожке у входа. При виде нее лицо Мэрион исказилось, словно она собиралась разрыдаться, и Фил погладил ее по плечу, успокаивая. В ожидании встречи у него и самого сердце билось, как сумасшедшее.
Они вошли в дом, держась за руки, словно дети в страшной сказке. Коридор отражал их шаги с гулким равнодушием, дверные косяки задевали плечи, а пол словно толкал в подошвы, как если бы Мэрион и Фил были незваными гостями, от которых этим стенам не терпелось избавиться.
Сердце сжалось у Фила от нехорошего предчувствия. Морис был где-то здесь, но в доме стояла мертвая тишина. От беспокойства Фила даже замутило. А что, если, вдруг прошептал противный голосок в его голове.
– Побудь здесь, – сказал он Мэрион. Застыв, она посмотрела на него расширившимися от ужаса глазами, и ему пришлось самому отцепить от своей руки ее побелевшие пальцы. – Все в порядке, – добавил Фил, успокаивающе улыбаясь. – Просто давай я первый. Возможно, ему понадобится немного времени, чтобы придумать подходящее извинение.
Это было полной чепухой, но Мэрион поверила – или просто сделала вид, что поверила – и села на диванчик в гостиной, словно и вправду была тут всего лишь гостьей.
Не оглядываясь, Фил быстро прошелся по комнатам, одновременно желая и опасаясь нарушить тишину. Мориса не было нигде: ни в спальнях, ни на кухне, ни в кабинете. Фил обыскал кладовки, ванные и туалеты, отгоняя совершенно несвоевременную и в целом идиотскую мысль о том, что Майкл Хатченс умудрился повеситься на дверной ручки гостиничного номера, хотя она была всего лишь в метре от пола. И с чего Фил вообще об этом думал? Какое отношение имел покойный вокалист INXS, наркоман и, возможно, алкоголик, к Морису – его Морису с ровным спокойным нравом и завидной выдержкой?..
Задняя веранда выходила на океан. Там все трое раньше любили сидеть по вечерам, глядя на волны и попивая вино. Счастливые, счастливые времена... Остановившись на пороге, Фил замер. Морис неподвижно лежал на полу, отвернув лицо к океану. Рядом с ним стояла ополовиненная бутылка виски, а вокруг валялись исчерканные листы, точно кто-то подбросил вверх пачку бумаги, и она приземлилась на веранду крупными снежными хлопьями.
Не в силах двинуться, Фил перевел глаз под ноги, и тут же понял, что это не не просто бумажки – рисунки. Морис все время что-то рисовал, это было у него чем-то вроде проявления синдрома навязчивых состояний. Морис рисовал, когда нервничал или хотел убить время – в аэропорту или перед затянувшимся кастингом, в очереди у стоматолога и в пробках, если Фил был за рулем. Рисунки у него получались забавные, в стиле комиксов, живые и веселые. Мэрион собирала его художества по всему дому, кучами выгребала из машины, вытряхивала из карманов и сумок. По ним было легко понять, как прошел день: чем больше было рисунков, тем мрачнее оказывался Морис. Он принципиально рисовал только на бумаге, и только на одиночных листках, словно хотел подчеркнуть, что не придает своему хобби никакого значения. Мэрион раскладывала для него по всему дому альбомы, а однажды подсунула планшет, однако это не ничего не изменило. Планшет Морису пришелся не по вкусу, а из альбомов он по-прежнему выдирал листы: прикреплял их к книгам, что в изобилии валялись по дому, с помощью двух резинок для денег, и быстро черкал что-нибудь простым карандашом, что всегда был у него с собой в комплекте с точилкой.
Судя по тому, какую уйму бумаги он изрисовал на этой веранде, случилось что-то серьезное.
– Морис, – выдохнул Фил, бросаясь по нему прямо по хрустким бумажным листам. Сердце у него билось как сумасшедшее, а руки тряслись. Дурак, какой же он дурак! Как же Фил мог уехать, не дождавшись его возвращения? – О Господи, Морис...
Он оказался рядом с одно мгновение. Упав на колени, наклонился над неподвижным телом... И тут Морис открыл глаза – медленно, точно каждое движение давалось ему с трудом. Потом моргнул и прищурился от света. Улыбнулся, глядя на склоненное над ним испуганное лицо...
– Фил? – сказал он как ни в чем ни бывало. – Эй, что случилось?
Тот осел рядом, словно ноги его вдруг перестали держать.
– Ты так меня напугал, – с трудом казал он. – Черт, Морис... Нельзя же так! Что произошло? Почему ты тут лежишь?
Морис приподнялся на локте, потом повернул голову в одну и другую сторону, одной рукой разминая затекшие мышцы.
– Да ничего, просто у меня спина разболелась, – спокойно объяснил он. – Решил полежать. А ты что подумал?
Фил ничего не мог сказать. Облегчение захлестнуло его волной, а горло сжалось. Кажется, он был был готов расплакаться. Радость от того, что Морис был здесь, живой, с ним, перекрыла все обиды, сделала неважным все на свете, кроме здесь и сейчас.
– Морис, – сказал он, сглотнув комок в горле. – Я так рад тебя видеть... – И тут же полез целоваться.
Морис хмыкнул, но не отклонился – приоткрыл рот, пропуская его язык, положил руку на затылок, чтобы притянуть еще ближе...
– Фил, – сказал он, когда тот наконец оторвался от него, чтобы перевести дыхание. – Мне звонили из Скотланд-Ярда.
В этот он был весь, Морис, – никогда не терял головы, всегда помнил о деле. У Фила душа ушла в пятки – уже второй раз за последние пять минут. Он сел на пол, пытаясь выровнять дыхание.
– Зачем тебе звонили, Морис? Что-то случилось?
Тот улыбнулся, но глаза остались серьезными.
– Ничего не случилось, Филипп, – ровно сказал он. – Мне просто сообщили, что убийцу Эмилио Росси нашли и осудили. Чистосердечное признание, дело закрыто.
Филу на секунду показалось, что выключили звук. Он сидел рядом, хватая ртом воздух, и Морис терпеливо ждал, пока тот придет в себя.
– Значит, все? – спросил Фил, когда снова обрел возможность выражать свои мысли связно. – Конец?
– Конец, не о чем больше беспокоиться, – подтвердил Морис. А потом легко поднялся и пошел к выходу. – А где Мэрион? Я привез ей из Парижа сувенирную Эйфелеву башню.
Фил побрел за ним, словно в тумане. Под ногой хрустнул листок, и он наклонился, чтобы поднять его. С рисунка на Фила смотрело знакомое женское лицо. Лицо Адрианы Самнер. По мужу – Росси.
Ночью все стало, как раньше. Дрожа от нежности, они раздевали Мориса вместе, – словно играли пьесу в четыре руки, – по очереди целовали в мягкие губы, ласкали его, нашептывая признания... Фил боялся лишний раз вздохнуть, чтобы не нарушить неосторожным движением хрупкое новообретенное равновесие, а Мэрион – чтобы не потревожить свое разбитое сердце. Когда Морис подтолкнул их друг к другу, Фил, устроившись между ног Мэрион, посмотрел на него через плечо, вдруг решившись.
– Иди сюда, – сказал он.
И если на секунду забыть о боли, которая, к слову, оказалась куда слабее душевных терзаний, все прошло просто идеально – именно так, как и должно было быть.
А проснувшись утром, Фил снова обнаружил Мориса лежащим на полу веранды.
– Доброе утро, – сказал он, ставя перед Морисом чашку с кофе. Потом сел рядом, и жесткие доски тут же впились в его отнюдь не тощий зад.
– Спасибо, – Морис приподнялся, и от Фила не укрылось то, как он поморщился, словно от боли.
– Тебе бы к врачу, Мо, – осторожно заметил он.
Тот отхлебнул кофе.
– Да я ведь уже там был, – возразил Морис. – У меня все в порядке, ты же знаешь. Ни межпозвоночной грыжи, ни опухоли мозга. Нечем даже порадовать рентгенолога.
– А ты сходи к другому врачу, – Фил надеялся, что его голос звучит легко и непринужденно, хотя сердце в груди тяжело забилось. Видит Бог, затащить Мориса к докторам – не тем, что ставили уколы, а тем, что лезли в душу – было невозможно. Филу, во всяком случае, не удалось. – Есть один доктор – очень хороший. Ее зовут Кристин Купер, она занимается артерапией и гештальтом. Мне говорили, она может помочь. Можно отнести к ней твои рисунки...
– Нет, – резко прервал Морис. – Достаточно, Филипп. Ты беспокоишься, я ценю. На этом и закончим.
Когда ему было удобно, он тут же превращался в сурового босса – увеличивал дистанцию, добавлял в голос прохлады, напоминая Филу, кем тот на самом деле является – просто помощником, не другом даже. Наемным сотрудником. А прислуга не имеет права на собственное мнение.
Так что Морис встал и вышел, не глядя на Фила. Так ему было и надо.
Филиппу вспомнилось, как тогда, вскоре после возвращения, Морис однажды вдруг слег и больше не смог встать. Тогда это тоже началось с того, что он вдруг принялся без конца укладываться на жесткий пол – любой матрас на кровати казался ему слишком мягким. А потом Морис вдруг понял, что не может есть, спать, а также ходить и сидеть – только лежать и дышать как можно осторожней, потому что он каждого вздоха где-то внутри взрывалась боль. Обнаружив своего босса в этом состоянии, Фил сгреб его в охапку и, несмотря на слабые протесты, отвез в больницу. Там его осмотрели со всем тщанием, просветив рентгеном все, что можно, и сделав МРТ всего, чего нельзя. У Мориса оказалось в порядке – идеально здоровый организм без малейших следов неполадок. Однако боль в спине была такая, что никакое обезболивающее не помогало. Она проходила через тело огнем, и Морис метался на узкой больничной койке, до крови кусая губы, чтобы не кричать. Говорят, врачи даже рассматривали вариант поместить его ненадолго в медицинскую кому.
А потом все прекратилось – так же внезапно, как и началось: боль просто выключилась, будто кто-то повернул рубильник. Поначалу Морис даже решил, что умер – до того нереально-резкой оказалась перемена. Потом он сделал вдох и выдох – осторожно, не торопясь. Поднял руку, посмотрел, как пальцы сжимаются в кулак и снова разжимаются... А потом просто выдернул из вены капельницу и встал. Боли не было. И безо всякой логики, а точнее, вопреки ей, Морис ощутил, как сердце сдавливает от разочарования и острого, бесконечного ощущения потери.
Запоздалый диагноз обвинил во всем защемленный нерв. Морису прописали акупунктуру и массаж, однако боли больше не возвращались, так что постепенно он забил и на первое, и на второе.
У Фила, конечно, имелось насчет этого всего свое мнение, но врачом он не был, а значит, и слово его не стоило ничего. Просто когда врач – настоящий врач – спросил Мориса, не было ли у него в последнее время каких-нибудь стрессов или нервных потрясений, он сказал “нет, абсолютно никаких” – и посмотрел на Фила так свирепо, что у того все возражения примерзли к языку.
И вот теперь, спустя два с лишним года, Морис снова лежал на полу – в точности как тогда, после смерти Адрианы.
Возможно, стоит немного рассказать о ней.
Про девушек в мужских рубашках, с которыми ты только что переспал - офигенно. Я оценила))
эту штуку пока можно показать только тем, кого я пущу в дневник - кроме как здесь, под замком, ее нет больше нигде.
Про девушек в мужских рубашках, с которыми ты только что переспал - офигенно. Я оценила))
это да. спасибо!